В фильме "Два Федора" Шукшин сыграл старшего тезку.
ШУКШИНА МОГЛИ ЗАГРЫЗТЬ...
В мой домашний архив за 14 лет прилетело более восьмисот весточек "по Шукшину". В день его 60-летия получил ценную бандероль из Свердловска от незнакомого человека — Виталия Васильевича Шитова. Он писал: "...Зная о вашем большом деле — собирании и сохранении автографов Шукшина, имею некоторые материалы по интересующей вас теме. Высылаю вам копию редкого снимка с автографом Василия Макаровича, снятого в Севастополе в 1950 году. Это фото было подарено Шукшиным в 1967 году Александру Павловичу Борзенкову, его троюродному брату по линии отца, ныне проживает он в Бийске, и он любезно предоставил кое-какие документальные материалы о Шукшине... если это вас заинтересует, могу выслать копии..." (А. П. Борзенков — друг Шукшина, вместе учились в автомобильном техникуме в Бийске, из которого Василия Макаровича выгнали... — А. Л.).
В большом конверте было две фотографии. Фотокопия автографа: "Другу детства Саше Борзенкову и его семейству. В. Шукшин. Стростки, май 1967 г."
На другом фото — Шукшин в матросской форме, треугольник тельняшки виднеется из-под бушлата, на бескозырке надпись "Черноморский флот". Глаза хранят тайну, в них застыла печаль. Брови срослись (в народе говорят, "на счастье"). Красивый, молодой, по лицу даже не подумаешь, что он уже в то время страдал язвой желудка...
Узнать побольше о Борзенкове мне помогла Анастасия Сергеевна Пряхина, о которой я уже писал. Пряхина встретилась с Борзенковым, который, в частности, рассказал ей и такой случай: "Домой, в Сростки (из техникума в Бийске. — А. Л.), нашли прямую дорогу через Мало-Угренево, Светлоозерск, Енисейское. Вышли, небо вроде чистое. Ветерок чуть-чуть подувает. Оставили лес позади. Вышли на поле, а здесь завихрение. Пока было светло, по дороге шли, хоть ее и перемело почти. Стало темнеть. Вскоре поняли — заблудились. Упорно шагаем вперед. Вдруг я увидел огоньки, обрадовался, загорланил: "Ребята, живем! Деревня близко!" Показываю на эти огоньки. Вася (Шукшин. — А. Л.) как обухом по голове: "Волки!" Я тоже понял — огоньки передвигались, приближались к нам.
Перетрусили здорово, но спас здравый расчет. В карманах были спички — мы все тогда курили. Стали пучки сена скручивать, поджигать и — вперед. А волки все ближе и ближе. Да много их, штук двенадцать. От нас бы лоскута не осталось — голод и для них не тетка. Мне сейчас кажется, что они от нас были метрах в тридцати, когда услышали мы лай собак — хутор. Ввалились в избу, бабушка запричитала: "Да милы вы мои, господи, да как же вы ушли-то от них, окаянных! Вчера телку и овцу задушили, оглоеды".
Позже Шукшин напишет рассказ "Волки". Но в том рассказе писатель рассказал не о том, как когда-то его чуть не растерзали волки, а совсем другую историю. Но возможно, толчком к написанию рассказа "Волки" для Шукшина послужил эпизод из его жизни.
НАРОДНЫЙ ПАМЯТНИК
Над Севастополем шли свинцовые тучи, готовые вот-вот обрушить на землю грозу и ливень. Но собравшиеся на концерт хора черноморцев расходиться не собирались. Сильные, басистые голоса звучали так, что у слушателей захватывало дыхание.
Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем прогорят;
В котлах не сдержать мне уж пару...
На палубу вышел — сознанья уж нет.
В глазах его все помутилось,
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал... Сердце больше не билось...
Прислонившись к одинокому тополю, стоял, потрясенный песней, двадцатилетний юноша. Смоляные, сросшиеся брови, молодое лицо. Песня острой болью вошла в его сердце... Комок подступил к горлу... Он смахнул непрошеную слезу. Закурил. Вспомнил мать из далекого сибирского села... Как во сне, перед ним дорогой облик отца, которого в 1933 году по ложному обвинению арестовали как "врага народа". А он даже не знал, что отец расстрелян... Юноша задумался, затоптал недокуренную папиросу, про себя повторил: "Сердце больше не билось..."
Сердцу этого матроса предстояло поддерживать огонь в своей топке еще двадцать пять лет. Это был Василий Шукшин.