Не хочу умалять роль патриотизма и осознания войны как войны за Отечество. Но сводить все к этому нельзя. Нельзя восстановить осевой Красный Смысл, убрав онтологический статус той Великой победы. И уж тем более нельзя, смешно, глупо, преступно пытаться восстановить Красную империю, заигрывая с Чернотой, любуясь умниками из Ваффен СС, грезя о Евразии Тириара. Нельзя играть такими вещами. Нельзя верить во всех богов, исповедовать сразу все истины и все смыслы! Это и есть опасная дорога в никуда, химера постмодернистской игры. Тут — или-или. Красное выбирает вечный, онтологический бой с накапливанием сил для последней эсхатологической схватки со Злом с ее непредсказуемым исходом.
В-четвертых, необходимо четко отделить красный дуализм с его предельным светопочитанием не только от сатанизма, но и от гностиков. И сразу разобраться с противопоставлением духовности и материализма. Красное основано на предельном сочетании материализма и духовности, а не на противопоставлении одного другому. Материя для Красного не есть низшее. Красный дуалистический миф базируется на столкновении Тьмы со Светом. При этом, парируя атаку Тьмы, Свет выдвинул против Тьмы высшее, что он мог — “просветленную материю”. Эта материя — “Брестская крепость” Света. Внедрение в нее Тьмы привело к тому, что материя Высшая и Совершенная превратилась в материю тленную.
Окончательная задача Света — очистить материю перед последней схваткой, бороться за спасение материи как высшего начала (разумеется, материи просветленной, в пределе представляющей собой не огонь Богданова и Ильенкова, а сверхконцентрированный Свет особого типа и качества). Враг Света и человечества пытается убедить человечество — как сверхзначимый фактор Света — в том, что оно должно уйти из тленной материи. Удайся ему эта онтологическая провокация, победи гностицизм с его псевдоуходом из материи — и эсхатология попадет в Черную ловушку. Поэтому борьба с гностицизмом (и его высшей, фашистской, откровенно или почти откровенно манифестирующей Черноту ипостасью) является важнейшей миссией красного дуализма.
В-пятых, Красное тождественно самой разной мобилизационности, от онтологической до политической. Оно означает “перегрев” Души, взявшей на себя в этом раскаленном особом качестве высшие функции Духа. Это неустойчивое, очень хрупкое, но единственно возможное для человеческой сверхмобилизации состояние. В этом особом состоянии совмещаются аскетизм и любовь к жизни. Жизнь не обесценивается, она поднимается до мистерии и наполняется сверхзначением Души. Поэтому и накал, и одновременно ценимость жизни — в Красном выше, чем во всех остальных мыслимых метафизиках. А поскольку Душа и Время в высшем плане тождественны, то перенакаленная Душа — это одновременно преображенное, взвихренное Время. Красный дуализм соотносит это не с Сатурном и Хроносом, а с другим, живительным и претворенным, метафизическим ликом Времени.
Однако снять полностью в красном метафизику революции, теологию революции тоже невозможно. Революция осмысливается Красным как война Света за претворение, освобождение, очищение материи. Фраза “революция пожирает своих детей”, адресующая к Хроносу, вовсе не бессмысленна, хотя, конечно, не исчерпывает и малой доли реального значения красного понимания строительной роли особого времени (достаточно много об этой роли времени было сказано, в частности, известным отечественным астрофизиком Козыревым).
В-шестых, из вышесказанного вытекает История как Сверхценность. Красное не просто признает историю (великую роль которой отрицает любая система изначального рая, любая метафизика традиционализма и, уж, конечно, вся игра фашистов с так называемой Примордиальной традицией). В своем историзме Красное созвучно христианству, которое впервые поставило историю на пьедестал. Но в христианстве есть уровень внеисторического. В нем обещано снятие времени. В красной метафизике время не снимается, а освобождается и претворяется. Как и материя. Это существенное отличие, которое не надо ни демонизировать, ни игнорировать, крича о близости того, что родственно, но далеко не тождественно.
