Газета Завтра 203 (42 1997) - страница 52

Шрифт
Интервал

стр.

В жизни многих известных персон можно увидеть элементы перфоманса. Иван Грозный с опричниной, Петр I со Всепьянейшим собором — цари устраивали колоссальные по размаху представления, результаты которых им заранее были неизвестны. Они действовали по наитию, разыгрывали сцены, “ломали комедию” — их провокационные импровизации порой плохо кончались для подданных: цари казнили и миловали импульсивно, часто пребывали в состоянии экзальтации, экстаза. Артистизм царских особ обусловлен образом их жизни — она проходит словно на подмостках, аншлаг обеспечен, подданные предельно внимательны к их жестам. Публика поневоле вовлекается в действие. Огромны энергии власти и богатства, трудно управиться с ними: царский артистизм можно рассматривать и как способ выживания, самозащиты — играя, царь проверяет подданных, пробует способы контроля над ситуацией, “пытает будущее”.

Среди предвестников перфоманса в России и граф Лев Толстой. Его неприятие условности театрального искусства и превращение своей жизни в непрекращающееся представление, за которым следил весь свет, — звенья одной цепи. Толстой публиковал год за годом дневник, в котором откровенно описывал происходящие в семье события. В первую голову Толстой — художник, и его мужицкий вид, работа в поле и прочее — артистические жесты. Связаны эти жесты с его мировоззрением — и сейчас повторяется похожая ситуация: артисты, работающие в жанре перфоманса, несут в себе протестное мировоззрение по отношению к “официозу”, “попсе”, находятся на стороне природы в ее конфликте с технической цивилизацией.

ЗАПАДНАЯ КУЛЬТУРА связана с карнавалом, шествием, “парадом аттракционов”, русская несет в себе историю как косточку, как изюминку — сказку. Предание и обряд в русской традиции следуют вместе. Заметим, что даже у германских народов — ближайших родственников славян — не сохранилось обряда коллективного купания в самую короткую ночь в году. В русской культуре эта традиция дожила до ХХ века. Мы знаем обряды благодаря литературе, которая, начиная с Гоголя, обратилась лицом к древним праздникам. “Ночь на Ивана Купала” и “Ночь перед Рождеством” дали ориентиры развитию русской литературы. В “Сорочинской ярмарке” создан образ культуры.

Предание о “Красной свитке” движет интригу повести. Из пекла является черт, пропивает в шинке свои денежки и одежды — пока не закладывает красную свитку, обещая через год вернуться за ней. Свитку перекупают — и она начинает странствовать, принося несчастья. Ее разрубают на куски и раскидывают по ярмарке. Возвращается черт — и собирает куски.

На ярмарке каждый торгует своим — пшеницей, волами, лошадьми цыгане же торгуют чертом. Они разыгрывают селян, кажут в окна свиные рыла и устраивают такой переполох, что заставляют Черевика отдать дочь замуж за своего “спасителя” — Грицька. Цыгане показывают перфоманс, плату за который берут с Грицька волами.

Для простого селянина цыгане, артисты — люди запредельные, которые якшаются с чертями и способны помочь в таком важном деле, как женитьба. У древних индоевропейцев женитьба осуществлялась с помощью обмена — каждый род отдавал и принимал по девушке. Как на ярмарке, куда из всякого хутора свозится товар — выросший на земле жизненный ресурс для обмена. Отпадение от обменного обряда превращает женитьбы в дело, куда замешан черт.

Когда деньги еще не взяли на себя роль “всеобщего эквивалента”, считалось, что эквивалентного обмена вообще быть не может: и обменивая пшеницу на волов, участники сделки рискуют на себя навлечь несчастья — будут недовольны и “духи пшеницы”, и “духи волов”. Для того, чтобы избавиться от неприятностей, всякую сделку надо было завершать ритуальным пиршеством (мы и сейчас имеем рудимент этого обряда — покупку полагается “обмыть”). Там , где пир, где праздник — место людям праздничным, артистам и музыкантам.

Ярмарка — место, где происходит обмен ресурсами. Молодые люди тянутся друг к другу — как куски красной свитки, сгустки энергии, связанные симпатической силой. Сила этой тяги и есть любовь. У Гоголя образом любви служит красная свитка, которая стремится к целостности сама и приносит несчастье “чужим”. Место искусства — рядом с чертом, где сравнивается неравное, где жертвы и любовь.


стр.

Похожие книги