— Это албанцы, — отозвалась Милица. — У них много детей. Вера не позволяет мусульманской женщине делать аборты. У сербов семьи маленькие — один-два ребенка.
— Кто мешает сербам иметь большие семьи?
— Считают — надо сначала пожить для себя. Дети связывают, — заметила Милица. — В селах семьи побольше.
— А сколько у вас? — спросил Сергей.
— О-о-о. Я — свободна! — засмеялась Милица. — Вот кончится война, у меня их будет куча.
— Шиптари победити нас своими женами, — куда-то в окно, точно для себя, с иронией буркнул Мишко.
— Что он сказал? — спросил Сергей у Милицы. Она быстро глянула на Мишко, щеки у нее вспыхнули румянцем.
— Он сказал, что албанцы не ждут окончания войны, плодятся и заполняют собой все пространство. А наши женщины гордятся своей свободой и не понимают, что скоро будут у шиптар полы мыть.
— В России та же картина, — заметил Сергей. — Мало рожают, один-два ребенка. У моего отца было — семеро, а у деда — одиннадцать.
— А у Сергея есть дети? — оглянувшись, спросила Милица.
— К сожалению, не обзавелся, — развел руками Сергей и, рассмеявшись, решил подыграть ей. — Я свободен. Вот кончится война, у меня тоже будет куча детей.
“Но кто мне родит эту кучу”? — подумал он, почему-то вспомнив про Анну. Ему рассказывали: во время августовских событий 91-го она до утра лазила по столбам, клеила воззвания Ельцина, в которых он призывал разделаться с предателями и путчистами. В октябре 93-го, когда Сергей находился в “Белом доме”, она, вслед за Ахеджаковой, кричала, что нужно добить красную гадину и в знак протеста на выступлениях в кабаре срывала с себя красный бюстгальтер и швыряла его зрителям, показывая миру новую свободную Россию.
СЕРГЕЮ НРАВИЛОСЬ смотреть в зеркало заднего обзора и ловить глаза Милицы. Но сделать это незаметно не удавалось, она перехватывала его взгляд, каким-то неуловимым движением откидывала волосы на плечи, поворачивалась и, поднимая вверх брови, как бы спрашивала: есть какая-то проблема?
— Скажите, Милица, а кто вам будет доктор Живко Николич? — спросил Сергей.
— Живко? — переспросила Милица. — Нет, такого не припомню. Николич — распространенная фамилия, такие есть и у хорват.
— В свой прошлый приезд он сопровождал нашу делегацию, — пояснил Сергей. — Нас пригласил банк братьев Карич. Николич работал в этом банке.
— Братьев Карич знаю. Они из Печи. Знаменитая семья, богатая и удачливая. Как говорят, сделали себя сами. Когда-то у них был свой семейный ансамбль “Плаве звезды” — “Голубые звезды”. Солистами у них были Драгомир и Хафа Карич. Я была еще совсем маленькой, когда они выступали у нас в Сараево. Начинали с шоу-бизнеса, а потом создали компанию, которая финансирует строительство гостиниц, туризм. Филиалы есть в Канаде, Англии, Китае, на Кипре. Но бизнес — не мое призвание.
— Нам Живко рассказывал, предки у братьев были священниками, — вспомнил Сергей. — Деду Каричей турки отрубили голову и катали по улицам Печи. Похоронили его в патриаршем монастыре. Если сказать честно, сербов я узнал через Живко. У нас в России сведения о Югославии однобокие. Знали: море, тепло, можно хорошо отдохнуть. А потом началась эта война. Люди спрашивали: чего они взбесились? Жили как в раю. И пошло гулять по всем эфирам: во всем виноваты сербы. В Москве Драгомир Карич купил на “Радио России” эфирное время и каждое утро стал выступать по радио, рассказывая, что происходит на Балканах. Благодаря ему в Белград стали приезжать журналисты, писатели, депутаты. И положение стало меняться. Я иногда думаю: нашим бизнесменам стоило бы поучиться у ваших.
— Мы долго жили иллюзией, что сербы такой же народ, как и все в Европе, — помолчав немного, с горечью произнесла Милица. — Мы гордились своим паспортом. По нему мы могли поехать куда хотели, были бы деньги. Наши гастарбайтеры работали по всему миру. И всегда считали, что у нас больше свободы, чем в России. И не подозревали, что у нас были права без прав. Когда исчез Советский Союз, мы ощутили истинное отношение к себе. Оказалось, сербам нет места на этой земле. Нас бомбят, уничтожают только за то, что мы не согласны жить так, как нам навязывают. Мы расплачиваемся за иллюзии, за доверчивость, за ошибки политиков.
