А. П. Вот вы говорите “меры доверия”. Со времен Горбачева — все меры доверия. Китай, например, не только отрабатывает “меры доверия”, но и наращивает свое военное присутствие, и все с пониманием, с уважением даже к такой политике относятся.
В. К. Я бы сказал так: Китай увеличивает или улучшает свою обороноспособность. Почему бы так не сказать?
А. П. Но когда шли последние маневры вокруг Тайваня, наш флот реагировал?
В. К. Конечно, правда, у нас задача была другая: более детальное изучение обстановки. И мы ее выполнили.
А. П. Несколько лет назад я шел в районе Хоккайдо на каком-то пограничном корабле обеспечения (не помню, как он назывался, но боевой, были там орудия небольшие) так за нами, пока мы шли, шастали два японских эсминца: спокойные, точные, молчаливые — смотрели, есть ли потенциальная угроза.
В. К. Оружие само по себе потенциальная угроза. Потому-то и речь идет о поиске мер доверия, чтобы, не боясь, ходить друг к другу.
А. П. Бояться не надо, но опасаться стоит всегда. А Курилы, эти самые Южные Курилы — ведь до сих пор дискуссия не стихает по их поводу. Есть круги, очень влиятельные круги бизнеса, которые, контролируя, по существу, огромный сектор российской политики, по-прежнему, исподволь, отрабатывают проект передачи этих островов Японии, и общественное мнение находится под такой радиацией, которая вымывает из нашего сознания святую заповедь: “ни пяди русской земли!” Если Украину отдали, то что там Курилы? Если Прибалтику отдали…
В. К. Вы меня в политику тянете, а ведь знаете, что военные политикой не занимаются. Но отвечу вам так: в этих вопросах я за законность и справедливость. Я категорический сторонник того, что ни пяди русской земли мы никому не должны отдавать. Ни предками нашими, ни нами, ни нашими детьми, ни историей — никем нам не позволено отдавать, мы права такого не имеем. Но все должно решаться на основаниях законности и справедливости.
А. П. А многое флот проиграл бы в случае потери этих островов?
В. К. Безусловно. Прежде всего здесь проигрыш стратегического плана, потеря оперативной целостности театра. Это уже проигрыш. Дальше условий можно много придумать: и блокирование флота в Японском море, и невозможность развертывания сил в океанскую зону и т. д., но потеря оперативной целостности, разрыв флота пополам — это уже говорит о многом.
А. П. И последний вопрос. Я не завидую сегодняшним официальным идеологам, которые говорят о величии России, потому что у них нет примеров личностных, на которых они могли бы воспитывать, скажем, новую армию. Допустим, вот Суворов, давайте действовать как Суворов! Но Суворов собирал империю, он за Измаил воевал, он бил турок. Тирасполь, Приднестровье — это суворовские завоевания. Или давайте брать пример с Ушакова для флота. Но Ушаков долбил турецкий флот на Средиземном море… Кого ни возьми — все так или иначе содействовали расширению русских пространств: что в море, что на суше. А где новые, демократические герои, в чем их слава?
“Летчики ведут ракетоносец на цель, уже приборы вложили ее образ в электронную память ракет. Те еще связаны жестко с машиной, но в их электронном мозгу уже зреет, дымится удар.
— …Шесть, пять, четыре, три, два, один… Пуск!..
Недоступный для средств ПВО, вне их зоны поражения, ракетоносец пустил ракету. Медленно удаляясь, она вписывается в ниспадающую к морю кривую, вычерчивая ее дымной трассой.
— Есть!.. Цель поражена!.. Попадание!..” (из блокнота)
В. К. Флот и сейчас воспитывается на именах своих героев: Ушаков, Нахимов, Лазарев, и великий наш исследователь Крузенштерн. Но, наверное, сегодня мы воспитываем личный состав на идее нерушимости границ, того достояния, которое оставлено нам нашей славной историей. Вот я выступал на прошлой неделе перед выпускниками училища — 23 диплома с отличием, 3 медалиста — и вспоминал себя. Ведь 30 лет назад я закончил то же самое училище и я понимаю: этикет военного — прекрасная вещь, при мне командующий флотом никогда перед выпускниками не выступал. Но на мои слова: “Есть ли вопросы? Я готов на все ответить!” — ни одного вопроса, им все понятно, видите ли. Если мне не все понятно, как же у них может не быть вопросов? Им же входить в эту жизнь. Я знаю, что они умнее меня. Умнее — это точно. Я-то прожил жизнь в условиях стабильности, мы в тепличных условиях вырастали, я об этом говорю и своим подчиненным, и в человеческих, и в военных. А когда наваливается воз проблем, да воз не по нашим условиям, то многие, кто не был к такому готов, ушли другие руки опустили, в сторону отошли. Остались только те, кто может справиться и с проблемами, и со службой. Но они то за эти шесть лет, с 92-го по 97-й — через сколько прошли? Ведь каждый год динамично реформировалась Россия — я не говорю, в какую там сторону, я говорю о динамике вообще. И они значительно умнее нас, эти молодые ребята, они за 5 лет такое прошли, чего я не видел. И в то же время вот молчат, у них нет вопросов.
