В полувековой юбилей школы, в 2006 г., Гельфанд обратился к школьникам с приветствием. [...] Там есть такие слова: «Я сам многому научился, работая с ребятами во Второй школе. Работая со школьниками, я лучше понял, что нельзя интересоваться одной математикой и что математика это не спорт. [... ] Математик — тот, кто понимает. Надо не просто уметь решать трудные задачи, а понимать математику. [...] Я хочу отметить четыре важнейшие черты, общие для математики, музыки и других наук и искусств: первое — красота, второе — простота, третье — точность и четвертое — безумные идеи».
Гельфанд обладал редчайшим даром активного интереса к людям, особенно к детям. […] И ещё об одном нельзя не сказать: очень многим Израиль Моисеевич оказывал существеннейшую помощь в трудные минуты их жизни. Если речь в даже не очень большой компании заходит о Гельфанде, найдется человек, который расскажет, как Израиль Моисеевич по первому известию о том, что над чьей-то жизнью нависла угроза, немедленно, отложив всё, бросался организовывать для него самую квалифицированную врачебную помощь. Число людей, которые обязаны ему спасением своей жизни, очень велико».
73
А.В. Алексеевский, и.о. зав. отдела математических методов в биологии НИИФХБ МГУ, созданного И.М. Гельфандом:
«Так случилось, что 2 ноября 1987 г. на математическом семинаре Гельфанда я записал то, что он сказал, открывая семинар. Израиль Моисеевич часто высказывался на разные темы перед тем, как давал слово докладчику. Приведу выдержки.
«Не думайте, что, занимаясь I курсом, я им делаю одолжение. Они мне делают одолжение. Нужно знать, что будет через 10 лет. […]
Поэтому надо перестраивать обучение школьников. Первый курс — условно, школьники. Работать всегда с молодыми ребятами. Они должны заниматься тем, что будет через 10 лет.
Новые вещи нельзя делать концепциями.
Андрей Николаевич Колмогоров до 2–3-го курса учился в МВТУ -не знал, годится ли [для математики]. Заниматься можно очень рано, если правильно ставить задачи, а не концепции учить. […]
Есть предложение: завести тетрадь «Задачи и проблемы». Задачи такие, что их можно объяснить первокурсникам. Только они [задачи] должны иметь смысл. Из них должны расти глубокие вещи. […]
Шекспир: Вещи, сделанные без примеров, таковы, что их сущности надо бояться. [...]
Я узнаю, что наиболее интересно, и стараюсь определить по запаху стоит ли этим заниматься».
Израиль Моисеевич видел в каждой из наук гармонию. Наверное, самое правильное слово про Израиля Моисеевича — поиск гармонии.
Надо было видеть, как Израиль Моисеевич переживал, воспринимал науку; так же он переживал хорошую классическую музыку; и литературу; и живопись; и разговор с пятилетним ребенком. И, конечно, людей. Все это составляло единое целое. И этому он учил нас. И это удивительно правильно».
74
С.Г. Гиндикин, математик, профессор университета Рат герс, США
заметил, что Израиль Моисеевич может быть внесен в книгу Гиннеса как человек, активно работавший в математике дольше всех -74 года, с 20 лет до 94.
(Мне известны пять работ Израиля Моисеевича из разных областей математики, опубликованных в 2005 г., когда И.М. было 92 года. Кроме того, две работы 2006 г. по клеточной биологии и по структурам белков, одна работа 2007 г. по структурам белков. Последнюю я включал в лекции для студентов. Удивительным образом, эта работа, имеющая четырех авторов, такова, что я не могу себе представить её написанной кем-либо, кроме Израиля Моисеевича. Хотя, физически, он сам не был в состоянии писать текст. —
А.Ал.).
«Многие сегодня пытаются объяснить «феномен Гельфанда». Я уверен, что любые такие объяснения звучат тривиально, а мы, кто знал его, можем лишь припомнить выразительные проявления личности Израиля Моисеевича. К его 75-летию на Западе был издан сборник в его честь, я был составителем вместе с Зингером. Неожиданно Израиль Моисеевич подробно рассказал мне о начале его математической жизни. Я был поражен, насколько в период между 12 и 17 годами уже были ясно видны определяющие черты его будущего стиля. Откуда вообще у этого 12-летнего мальчика из маленького городка было непреодолимое желание заниматься математикой? Он не просто решает случайные забавные задачи, а стремится без литературы (он сам назвал этот период «чистым экспериментом») реконструировать таинственную науку».
