Гаврилу это немного кольнуло в сердце. "Что ж это, она другого нашла или, може, это прежний какой? Ловко делает! Ну, что ж, пущай, значит -- полная развязка". И он был этому чуть ли не рад.
В эту ночь Гаврила дежурил. Он с любопытством ожидал, когда Вера вернется. Она вернулась около полуночи. Когда она входила в калитку дачного двора, Гаврила сидел на лавочке. Она как будто не заметила его и хотела пройти мимо, но Гаврила встал ей навстречу и загородил дорогу:
– - Где это, барышня, гулять изволили?
– - А тебе что за дело? -- грубо сказала Вера.
– - Так, малость любопытство взяло. С каким-то кавалером были?..
– - Конечно, не с таким сиволапым, как ты. Пусти!
Вера быстро прошмыгнула в калитку. Гаврила не мог сразу опомниться от удивления; так поразил его ее тон. "Ну, значит, мне теперь совсем отставка", -- подумал он и не знал, радоваться ли ему или печалиться.
XV II
В последних числах августа с дач уже многие съехали. Стала перебираться в Москву и профессорская семья. Гаврила помогал им укладываться и выносить вещи. Ему много приходилось работать вдвоем с Верой, но пробежавшая между ними черная кошка совсем разъединила их. Вера глядела на него хмурясь, говорила сквозь зубы, и когда молчала, то нарочно делала такое лицо, какое бывало при встрече с ним у дочерей ярославца, его первого хозяина.
Гавриле это было обидно. Он чувствовал, что такого отношения к себе не заслужил, тоже хмурился и чуть не с негодованием глядел на Веру. Окопавший их лед даже не растаял при прощанье, точно между ними ничего не было.
К половине сентября из занятых дач только на трех еще жили жильцы. Это были самые бедные, которым полмесяца не платить за квартиру составляло расчет; но к покрову и они покинули летний приют, и Гаврила остался на дачах один.
Хозяин оставил Гаврилу и на зиму. Он прибавил ему на это время жалованье. Гаврила согласился и стал приготовляться к зиме. Он заколотил у всех дач окна досками, все, что нужно было вычистить, вычистил, привел в порядок и замер. И когда наступила зима, то ему ничего не оставалось делать, как дежурить да прорывать себе дорожку к дворницкой. Он стал придумывать, чем ему наполнить праздное время, и решил, что нужно больше читать. Он стал искать книг. Соседний дворник принес ему три книги, должно быть забытые жильцами. Две книжки назывались учебниками, а одна -- романом. Гаврила охотно купил их и взялся было за учебники, но один был "алгебра", другой -- "тригонометрия". Гаврила поглядел, поглядел на них, и его охватило чувство какого-то отчаяния. Ему было обидно за себя и за подобных себе. "Сколько всего есть на белом свете, а мы думать-то об этом не можем, -- а еще людьми зовемся". Он хотел было приступить к просмотру третьей книжки, как в дворницкую вбежал мальчик из трактира и сказал, что какие-то двое непременно велели ему приходить в трактир. Гаврила очень удивился этому и расспрашивал, какие из себя это люди. Мальчик сказал, что это молодой мужчина и женщина. Гаврила все-таки не мог догадаться, кто они. У него не было никого знакомых. Земляки не ходили к нему. У него даже мелькнула мысль -- не подвох ли тут какой-нибудь, но, подумав хорошенько, он решил, что подвохи делать не для чего: дачи все были пустые, в них нечем было пользоваться. Он снял фартук, причесался, оправился и пошел за мальчиком.
Дача, где жил Гаврила, была в переулке, а трактир помещался на большой улице, на которой жизнь не приостанавливалась и зимой. В отдельной комнате трактира действительно его ждали двое. Мужчина был молодой, лет двадцати пяти, с темными усами, маленькой бородкой, по манерам и по костюму не чернорабочий. Женщина была Вера. Они оба были подвыпивши и очень веселы. Молодой человек сейчас же вскочил навстречу Гавриле, вытаращившему от изумления глаза, протянул ему руку и, как будто они давно были знакомы, заговорил:
– - Что удивился? Это вот кто тебя видеть пожелал: моя невеста, Вера Исаевна. Знакомы, чай? У вас на даче жила.
Он потряс руку Гаврилы и притянул его к столу. Гаврила вгляделся в его фигуру, и она показалась ему знакомой. Он имел сходство с тем молодым человеком, который тогда подкатил на извозчике к Вере. Гаврила поздоровался с Верой и спросил ее жениха:
