Русские и украинцы составляли половину коренного населения полуострова, на котором исстари обитали многие национальные меньшинства и этнические группы. Среди них: армяне, болгары, греки, евреи, караимы, крымчаки, латыши, ногайцы, немцы, татары, турки и тюрки, чехи, эстонцы и другие. Почти восемь десятых всей земли, садов и лесов принадлежало помещикам, казне, церкви и купцам. Все крестьянские наделы вместе не превышали одной пятой части земельного фонда края. Притом кулачество и зажиточные колонисты имели в своем пользовании четыре пятых всей крестьянской земли. Половина всех крестьян были вовсе безземельными арендаторами-испольщиками, полубатраками, сверх того были еще тысячи батраков — людей, пришлых из России на отхожий промысел и сезонные сельскохозяйственные работы (косовицу, сбор плодов и пр.).
Половина населения жила в городах. Среди городского люда только тысяч сорок рабочих промышленных предприятий и десятки тысяч кустарей, не пользовавшихся наемной рабочей силой. Это вся прослойка трудящихся в море мелкой и крупной буржуазии края. Девять десятых рабочих — русские и украинцы.
К началу октября 1917 года в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов большинство шло за меньшевиками и эсерами. Они господствовали в городских думах и управах, в земствах и кооперативах, в различных союзах. За меньшевиками и эсерами шла почти вся интеллигенция. Они имели свои газеты «Прибой» и «Вольный юг». В краевой либеральной газете «Южные ведомости» сотрудничали журналисты и публицисты — члены соглашательских партий. А среди местных большевиков почти не было интеллигенции. Не было и своей газеты.
Большевистские организации были молодые, малочисленные, лишь в сентябре 1917 года порвавшие с крымской объединенной организацией РСДРП. В Севастополе же организация большевиков существовала с мая 1917 года и насчитывала человек триста. Меньшевиков было более пяти тысяч, эсеров — около тридцати тысяч. В Симферополе было меньше ста большевиков. Примерно такое же соотношение сил сложилось во всей губернии. Исключение составляла Евпатория, куда после революции на лечение попало много социал-демократов с довоенным партстажем. Здесь под руководством Жана Миллера, активного участника революции и одного из организаторов вооруженного восстания 1905 года в Латвии, удалось в сентябре месяце выбрать в партийный комитет только большевиков.
Лидеры меньшевиков и эсеров — местные уроженцы и старожилы, учителя, врачи, адвокаты, литераторы — пользовались значительной популярностью в народе. Деятели большевиков — все почти пришлые люди, не имели прочных связей с местным населением. Ян Булевский, Ян Тарвацкий, Алексей Познанский, Оскар Лиепинь и другие попали в Крым после амнистии прямо с каторги и ссылки. Станислав Новосельский, Жан Миллер, вернувшись из эмиграции, были в мае 1917 года направлены Центральным Комитетом партии в Евпаторию, а Надежда Ильинична Островская прибыла в Севастополь в начале августа. Среди видных большевиков старожилом был лишь Дмитрий Ильич Ульянов, служивший в Таврическом земстве с дореволюционного времени.
В начале октября к приезду Гавена симферопольская организация большевиков ютилась в союзе мельничных рабочих, а собрания устраивала в молельне менонитов на Троицкой улице в безлюдной части Старого города. Все симферопольские организации социалистических партий имели помещения для комитетов и фракций в бывшем губернаторском доме на Лазаревской улице; у большевиков же своего помещения не было.
