… чему ты молчишь? – раздался голос у моего плеча.
Я вздрогнул. Потом с недоумением взглянул на телефонную трубку в своей руке. И только тогда вспомнил. Люба.
Судя по всему, приезжать она не собиралась, Это меня разозлило.
Гнусная манера у моих женщин звонить мне ночами, чтобы послушать, как я счастлив с Риной, – сказал я.
Бывших? – спросила она.
Счастлив? – сказала она.
В этих двух быстрых вопросах я уловил некий намек. Что-то легкое и промелькнувшее между нами, так быстро, что мы уловили лишь движение. Да, ее обещания пахли крысиным пометом.
Люба, я кладу трубку, – сказал я, даже не двинувшись.
Ладно, – сказала она.
Мне приснилось, что ты убил свою жену, – сказала она.
Сумасшедшая, – сказал я.
Почему? – сказала она и снова хихикнула.
Все ведь знают, что она у тебя уже в печенках сидит.
Я вспомнил, как выглядит печень. В отличие от плоти, внутренние органы сверху выглядят блестящей совокупностью. Они начищены, словно награды, и выглядят, как цветы. Цветы плоти. Я немало на них насмотрелся, когда работал репортером криминальной хроники. То, впрочем, была даже не прошлая моя жизнь. Позапрошлая. Если ножом потрогать оболочку внутренних органов человека, она вспарывается, словно плод, вспомнил я некстати свои посещения морга МВД.
– Итак, – сказал я.
Ты убил свою жену, – скорее утверждает, чем спрашивает она.
Все вы об этом только и мечтаете, – говорю я.
Все мои бывшие женщины, – говорю я.
Всем вам, сучки, покоя не дает то, что мы с Риной счастливы, хоть у вас и другое мнение на этот счет, – говорю я.
Это все, что ты хотела сказать? – спросил я.
Мне приснилось, что ты убил ее из ревности, – быстро и испуганно сказала она.
Люба, – улыбнулся я.
Все знают, что ревность не вошла в число моих многочисленных недостатков. Я с улыбкой позволял женщинам отправляться в невиданные путешествия адюльтеров, свальных вечеринок и самых отвратительных коитусов, которые только случаются на лестничных клетках заброшенных домов с преследующим вас незнакомцем. Я не раз с улыбкой похвалялся тем, что с улыбкой позволял своим женщинам это. Я… В конце концов, хоть я и был исчерпан до дна, и выжат, словно гнилой фрукт, но оболочка моя все еще блестела и была преисполнена значимости и важности. Я выглядел, как самец в полном расцвете сил, вальяжный и уверенный в себе. Хоть, конечно, уже перестал им быть. Во многом, – да, – благодаря своей жене Рине. Которая высосала меня, как вампир жертву.
Мне приснилось, что ты убил ее, приревновав, – снова быстро повторила Люба.
Этого не может быть, ты же знаешь, – сказал я.
И, тем не менее, это так, – сказала она.
Вот еще глупости, – сказал я, поджав под себя ногу, и ощупывая, не поранил ли чем.
Частенько мы с Риной, напившись, били посуду и разбрасывали осколки по всему дому. Наутро, выковыривая из ног куски фарфора, хрусталя или просто стекла, смеялись и срывали с ног подсохшие корочки крови. Свежей кровью я намазал ей задницу, перед тем, как… Впрочем, это было давно.
Ты лежал без сна всю ночь, я ЧУВСТВОВАЛА это, – сказала Люба.
Глупости, – сказал я.
Я только проснулся, – сказал я.
Ты проснулся рано ночью из-за того, что Луна светила тебе в окно.
А когда Луна ушла, на ее месте появилась Венера, – сказала Люба.
Все это время ты лежал, и хотел меня, – сказала она.
Это уже ближе к истине, – сказал я.
Приедешь ты или нет? – спросил я.
Рядом лежала она, Рина, – сказала Люба.
Ты думал обо всех женщинах, которые у тебя когда-либо были, – продолжала Люба.
Обо всех, кто у тебя был, кому ты засаживал, и кого упустил.
О тех, кого ты упустил, ты жалел особенно сильно, ты хотел их невероятно, – говорила.
Черт, у меня встал, – смеясь, – сказал я,
Ты так аппетитно рассказываешь, – призывно сказал я.
М-м-м-м, – сказал я.
Милый, я рассказываю о своем сне, – сказала она.
Вещем сне, – поправилась Люба.
Хорошо, – сказал я, – у меня была гигантская эрекция, и я случайно зашиб Рину, когда повернулся не так в постели.
Глупые шуточки, – судя по изменившемуся прикусу, она занялась заусеницами.
Это тоже часть моего дара: по тону, оттенкам и вибрациям голоса, я с точностью до тысячной доли могу сказать вам, чем занят рот женщины в тот момент, когда она говорит с вами чревом. Она может облизывать ствол своего нынешнего дружка, грызть ногти, кусать сливочное мороженое, выпячивать губы в надежде рассмотреть, нет ли комочков помады, кривить губы, в общем, делать что угодно. По голосу я пойму, что она делает. Люба пообкусывала заусеницы, и принялась сжимать губы, я это буквально видел. Как она – убийство, которое я совершил этой ночью. Ну, по ее версии, конечно.
