Пока шли в участок, Лакшми не переставала плакаться инспектору на свою несчастную судьбу, ломала руки и умоляла замять дело. Она умолкла лишь около базара, где люди с любопытством глядели на необычную процессию, а затем снова принялась молить его о прощении.
Дойдя до полицейского участка, Ганда Сингх приказал сделать Панчи перевязку и послать за доктором.
— Ах, господи, — продолжала скулить Лакшми, — пусть он поскорее придет в себя.
— Помолчи, старуха! — прикрикнул на нее инспектор. — Мне надо записать показания свидетелей.
Адам Сингх иронически усмехнулся.
— Уверен, что этих негодяев Удхо и Мадхо не поймают, и тот, кто подстроил это дело, выйдет сухим из воды. Что проку записывать показания? Лучше приказать старухе забрать девушку у того, кому она продана, и вернуть Панчи.
— Неужели она действительно продала родную дочь? — недоверчиво спросил Ганда Сингх.
— Пусть она сама расскажет об этом.
— Ах ты, старая дрянь! — загремел Ганда Сингх. — Ну-ка, расскажи нам, как было дело, а не то я упрячу тебя за решетку!
— Пожалейте меня! — завопила Лакшми. — Я сама не знаю, какой бес толкнул меня на это! Лучше бы я померла!
— Говори прямо, — заревел инспектор. — Продала ты ее или нет?
— Да, да, я продала ее брату Джавалы Прасада, и пусть боги проклянут меня за это!
— Теперь уже поздно раскаиваться, — горько заметил Адам Сингх.
— Что же мне теперь делать? — причитала Лакшми. — Научите меня!
Наступило долгое молчание. Полицейский инспектор взвешивал про себя, чью сторону принять. С одной стороны, был Панчи с его законной жалобой и показания многочисленных свидетелей. С другой — Амру и замешанные в это дело богачи…
Адам Сингх, угадав его мысли, сказал:
— Конечно, против ростовщиков трудно что-либо предпринять, ведь у них деньги.
— Не в этом дело, — солгал Ганда Сингх. — Но этих мерзавцев — Удхо и Мадхо — придется теперь разыскивать долгие месяцы. А если подать на старуху в суд, то раньше чем через год дело не решится, особенно если у нее богатые покровители. По-моему, для всех будет лучше, если эта женщина пойдет и сама приведет свою дочь обратно.
Хотя Адаму Сингху внутренне трудно было согласиться с инспектором, он все же понимал, что так дело, пожалуй, разрешится быстрее. Он только лишний раз подивился тому лицемерию, которое царит в полиции, — люди постоянно ссылаются на священные книги, и сами поступают вопреки им. Но как бы он ни жаждал справедливости, особенно после того как люди Амру зверски избили Панчи, он все же не хотел давать ходу этому грязному делу и считал, что для Лакшми уже теперешнее ее унижение было немалым наказанием… Может, даже Амру теперь раскаивается в своих грехах. Ведь согласно заветам индуизма, «даже и у вора есть совесть».
— Ну ладно, — сказал Гада Сингх, обращаясь к Лакшми, — если ты поклянешься, что приведешь дочь обратно и вернешь ее мужу, я не стану передавать твое дело в суд. Но помни: если ты этого не сделаешь, я схвачу тебя за твои грязные патлы и сам притащу в тюрьму!
— Сделаю, сделаю, господин, — поспешила заверить его Лакшми. — Сделаю, клянусь честью.
— Э, какая уж у тебя честь! — сказал Адам Сингх.
Было раннее утро, когда Адам Сингх и Лакшми отыскали в Хошиарпуре лавку ростовщика Джайрама Даса. Ночной сторож зажигал благовония перед медной статуей богини изобилия, стоявшей возле прилавка.
— Ну, чего явились в такую рань? — грубо сказал он. — Лавка еще закрыта.
Лицом он напоминал горца, и пришельцы подивились тому, как мог этот человек стать сторожевым псом ростовщика.
Они устало опустились на доски, лежавшие возле застекленной витрины. Снова взглянув на сторожа, Адам Сингх втайне позавидовал самоуверенности, написанной на его гладком, сытом лице. «Сперва, наверное, крестьянствовал, потом в армии служил, а теперь вон как пристроился», — подумал он.
— Когда же выйдет сетх-джи? — спросила Лакшми.
— Как поест, так и выйдет. Но вам придется долго ждать. Я еще должен совершить омовение, а потом принести ему завтрак из харчевни…
— Откуда? Из харчевни? — тревожно переспросила Лакшми. — А разве жена не готовит ему?
— У него нет жены, — отрезал сторож.
