Нури-тенг над ел поверх обычного длинноподолого одеяния еще одно, светло-серое и тоже похожее на конусиль, только с капюшоном. От постоянной вибрации — юный служитель не особенно твердо держался в седле — капюшон то и дело сползал на шею, и Нури-тенг судорожно его поправлял, каждый раз коротко зыркая в мою сторону. И снова подчеркнуто отворачивался.
Он, Нури-тенг, направлялся на север нести в тамошние селения слово Могучего. Традиционный ритуал молодых служителей, концептуально соответствующий посвящению оружием для всех прочих юношей. Вернувшись, он станет полноправным членом Обители. А потом либо будет регулярно отправляться в миссионерские (не аутентичное, но довольно точное доглобальное определение) путешествия, либо прилепится ко дворцу какого-нибудь местного тенга в качестве семейного врача и наставника.
Все это я в принципе помнила и сама — когда-то меня серьезно гоняли по стратам и обычаям традиционного общества, — но Алла-тенг перед нашим отъездом освежил данную информацию в моей памяти. Чтоб я знала. Чтобы не отвлекала и не смущала мальчика в таком важном событии его жизни.
Я ехала с ним. Формально. На самом деле я просто бежала. Бежать на север: такой вариант и предложил мне мудрый, слишком (но все-таки недостаточно для меня) осведомленный Алла-тенг. Именно так поступила когда-то та женщина, о которой он говорил, у нее, оказывается, родился светловолосый ребенок… ужас, можно посочувствовать, учитывая масштаб местных суеверий. Она была женой бывшего хозяина дворца, где кормился старый служитель, — и, соответственно, матерью нынешнего, моего юного тюремщика Танна-тенга. Я пыталась расспросить о ней поподробнее — в версии старика имелась неувязка, подобный побег ну никак не совместим с менталитетом гаугразской женщины, — но внятного продолжения разговора не получилось. Мы с Нури-тенгом уже отправлялись в путь.
Солнце спустилось к вершинам гор за нашими спинами, тени от лошадиных ног на тропе стали длинными, похожими на стебли растения бамбука из приморской экосистемы, и еще длиннее были бесформенные тени самих лошадей вместе со всадниками. По морю — мы постепенно отдалялись от него, и теперь оно лишь фрагментарно просматривалось между кустарниками— отсвечивала малиново-лиловая рябь. Вечер. Неужели придется ночевать под открытым небом, как тогда, со смертовиками… очень не хотелось бы. На мне сейчас даже бурки не было. Кстати, на Нури-тенге тоже. А уже заметно похолодало, хотя, конечно, не настолько, как высоко в горах.
Я рискнула с ним заговорить:
— Мы будем ехать до самой ночи?
Плавно покачивающаяся спина Нури-тенга замерла, прямая, как у подвисшего Сопровождающего. Ничего не ответил. Жаль вообще-то: он был таким приветливым юношей, пока не мог рассмотреть в полумраке, какого цвета у меня глаза…
Я уже хотела повторить вопрос; если ответ меня интересует, я всегда его добиваюсь. Но тут мой сопровождающий вышел из ступора:
— Да.
— А где переночуем?
На этот раз он ответил сразу, хоть и очень тихо и неуверенно:
— Тут в ложбине должно быть жилище… Айве-тену… она всегда принимает служителей на ночлег…
Судя по всему, где конкретно живет эта самая Айве-тену, юноша не знал. И сам подозревал, что запросто может и не найти ее жилища. Весело. Тем более что я, приходилось признать, не очень-то могла ему помочь. Даже умным советом.
Вздохнула:
— Что ж, едем.
Мы тряслись на лошадиных спинах еще как минимум несколько часов. Скрылось и потухло солнце; прошмыгнуло время синеватых сумерек, неопределенных, как виртуалка на мерцающем мониторе древнего поколения; затем зависла непроглядная темень, в которой ко мне вернулся подзабытый ужас ямы для пленников; и, наконец, взошла луна. Полную луну на Гаугразе я видела впервые. И поразилась тому, какая она большая. Гордая. Красивая.
В лунном свете у нас опять появились тени — полупрозрачные, они накладывались на камушки и травинки, как постороннее изображение на экране персонала с закольцованным конфликтом. Все вокруг стало монохромным, словно в эконом-режиме. Заросли кустарника казались темными и монолитными массами, и я не сразу выделила среди них округлый силуэт традиционного гаугразского жилища.