Методологическим завершением логики Гассенди является учение о взимоотношении анализа и синтеза, без применения которых недоступна пониманию структура целого как сложного сочетания образующих его составных частей. Нельзя построить дом, не зная, из каких он строится частей, как нельзя понять его устройство мысленно, не расчленив его на части, из которых он построен; равным образом нельзя собрать часовой механизм, не зная, из каких винтиков и колесиков он состоит и каково их положение в структуре целого.
В целом логика Гассенди, диаметрально противоположная схоластике, — это логика, предназначенная, в отличие от последней, не для словопрений, не для затуманивания умов, а для их прояснения — логика для развивающейся новой науки, логика для физики. И сколь ни велика историческая заслуга основоположника индуктивной логики Фрэнсиса Бэкона, логика Гассенди теснее, ближе к естественнонаучной практике своего времени, непосредственным активным участником которой, в отличие от ее гениального английского предвестника, он был.
Основным корпусом всего философского построения Гассенди, средоточием его научных интересов является «Физика». Из 1768 страниц «Свода философии» ей уделено 1285. Круг вопросов, охватываемых «Физикой», очень велик, значителен и разнообразен. Это всеобъемлющее учение о природе вещей, природоведение в целом, натурфилософия. Ее объектом является весь «театр природы» — материальный мир во всей полноте его проявлений. Вся вселенная, земля и небо, механика, химия, метеорология, неорганическая и органическая природа, биология, физиология[4] и даже психология входят в круг предметов, исследуемых в его «Физике».
Философию, обращенную схоластами спиной к природе, Гассенди поворачивает к ней лицом, призывая читать «непосредственно книгу природы». Этот призыв дословно совпадает с лозунгом Галилея, провозглашенным в письме к Кеплеру. Если «Логика» Гассенди была крутым поворотом от схоластического метода, его «Физика» была столь же радикальным разрывом со схоластическим пониманием предмета философии — его слиянием с наукой, нерасторжимым сплетением с естествознанием.
Что окружающий нас мир, изучаемый «Физикой», мир, в котором мы живем и который стремимся познать, материален — в этом у Гассенди также нет никакого сомнения, как и в том, что этот мир существует. И именно потому, что он материален, познание его возможно лишь на сенсуалистической основе — посредством вооруженного разумом опыта.
Извлеченная Гассенди из далекой древности атомная теория, столь устарелая и даже наивная в глазах человека нашего времени, для своего времени была не только новаторской, но и преждевременной, недоказуемой, не отвечающей требованиям и возможностям тогдашней физики, экспериментально не оправдываемой, несмотря на изобретение микроскопа. Она опережала свой век. Атомная физика была делом далекого будущего. И все же это была атомная физика, притом Физика с большой буквы, во всей универсальности ее охвата. Мир устроен не из четырех элементов, как учат в школах. Вода, огонь, воздух и земля — не первоосновы всего сущего, а производные образования. Основа материального единства мира, первоначало сложных тел — атомы, бесконечное множество атомов: не в смысле актуальной бесконечности, а как неисчислимое множество[5]. Атомы бесконечно малы и в этом смысле конечны, неделимы («Но как может конечное тело состоять из бесконечных частей?» — 5, т. 1, стр. 152), они — предел делимости материи.
Нашему чувственному восприятию (даже при посредстве микроскопа) доступны лишь сложные образования, состоящие из бесчисленного множества атомов. Кончик ножки клеща делим на миллиарды частиц. У зернышка проса больше частиц, чем может человек подметить не только в горах Кавказа, но и на всем земном шаре. Малейшая чувственно воспринимаемая вещь, начиная с «первичных молекул, представляющих собой соединение атомов» (5, т. 1, стр. 165), бесконечно больше и сложнее отдельных атомов[6].
Вместе с тем Гассенди предостерегает от отождествления бесконечно малого, неделимого атома с точкой. «Атомы называются так не потому, что они являются, как обычно думают, математическими точками, которые не поддаются расчленению из-за отсутствия частей, а потому, что, хотя они и являются тельцами, нет такой силы в природе, посредством которой они могли бы быть рассечены или разъединены» (4, т. III, стр. 466, 467). Физики в их царстве материи, в отличие от математиков в их царстве абстракции, не рассматривают атомы как неделимые, лишенные измерений — величины, длины, ширины. Абстрактному математическому понятию четко противопоставляется материальное физическое понятие. «Когда математики предполагают бесконечно делимые тела, они делают это, однако, исходя из гипотез о вещах, лишенных реального существования, как точка без частей, линия без ширины и т. п…» (письмо к Лицети от 13.1.1641). Атом реален, а математическая точка нет. Атом конкретен, точка абстрактна.