— Танго?! — в ужасе воскликнул Гарри. — Гермиона, тогда был просто вальс! Я не умею танцевать танго!
— Умеешь, Гарри, — спокойно сказала Луна у него за спиной, и он повернулся. — Знаешь, я тоже не люблю танцы. Но танго мне нравится.
— Ну, и что?
— Значит, умеешь. Сам увидишь.
— Погоди… — Гарри недоумевал. — Ты хочешь сказать, что… раз кто-то из нас что-то такое умеет, значит — умеют все?
— Да, — подтвердила после короткого раздумья Луна, — именно это.
— Я тоже? — осторожно спросил Рон.
— Конечно.
Гарри начал озираться. Джинни с Невиллом уже стояли в стартовой позе — и тут Гермиона, безоговорочно поверившая Луне, решительно развернула его к себе. Полилась музыка, и Габриель запела:
— Пусть Парижа танго снова звучит,
Пусть же в ритме танго сердце стучит!
Я хочу, чтоб видел город большой,
Как танцуем мы с тобой! (Стихи Г. Бушора в переложении М. Подберезского)
И стало легко! Что-то непонятное и могучее, порожденное музыкой и незамысловатыми словами песни, подхватило их и закружило, как невидимый теплый вихрь. Гарри уверенно несся в совершенно незнакомом ему танце, смотрел на ошеломленное и радостное лицо Гермионы, и одновременно казалось, что он неподвижен, что вокруг него стремительно крутится весь Большой Зал. Он знал этот танец — знал словно всю жизнь!
— Парижа танго оркестр играет , — пела Габриель, -
От счастья сердце замирает,
Когда ты мне в глаза глядишь,
Танцует танго весь Париж!
Мимо пронеслись Джинни и Невилл, потом Рон с Луной. Рон танцевал самозабвенно, с обалдевшим лицом. А Луна закричала:
— Круг, Гермиона! Давай охватим всех!
— Как? И чем? — крикнула Гермиона.
— Ты же знаешь! Пусть все танцуют!
— Да… — выдохнула Гермиона. — Гарри, Круг! Думаем обо всех! О всех, кто в Зале!
— Зачем?
— Без «зачем»! Просто — обо всех!
И Гарри услышал, как в мелодию вплелся тихий серебристый звон.
— Пусть Парижа танго снова звучит, — пела Габриель, -
Пусть же в ритме танго сердце стучит!
Пусть любуется наш город большой,
Как торжественно с тобой
Танцуем танго, оркестр играет,
От счастья сердце замирает,
Когда ты мне в глаза глядишь,
Танцует танго весь Париж!
Мелодия внезапно взмыла вверх, и при очередном повороте Гарри обнаружил, что табурет опустел! Он поднял голову — Габриель парила в воздухе, сидя боком на удивительно изящной метле, и в упоении растягивала мехи аккордеона. Все новые и новые пары кружились вокруг них, а откуда-то издали доносился голос Луны:
— Танцуем все! Все!
— Парижа танго неповторимо, — пела Габриель, описывая над ними круг за кругом, -
Оно звучит, как гимн любимым,
Пускай мелодия всегда
Ведет нас к счастью, как звезда!
— Танцуем все! — снова крикнула Луна.
И все танцевали — или почти все. Блез Забини стоял в отдалении, в гордом одиночестве, будто для него зал был совершенно пуст. А остальные танцевали — даже преподаватели. Дамблдор и МакГонагалл кружились в воздухе, в футе над полом!
«Что это с нами? — думал ошалевший от счастья Гарри, в поле зрения которого раз за разом возникала летящая Габриель. — Кто это сделал? Мы — или она, магией вейлы? Или и мы, и она?» Он различил мерцающую серебристую нить Круга — теряясь в ярком свете магических свечей, она опоясывала весь зал. Мало кто обращал на нее внимания… Он сам замечал все это лишь боковым зрением, потому что в центре было лицо Гермионы, его Гермионы, и в какой-то момент, не останавливаясь, они даже успели поцеловаться.
— Гарри, да ты мастер! — крикнула Гермиона.
— Да! — крикнул он, уверенно подбрасывая ее в воздух.
И не успел даже испугаться, когда она в свою очередь подбросила его! Кто-то из ближайших пар воскликнул: «Ничего себе!» А Гермиона откинулась назад, прогнувшись так, что ее волосы коснулись пола, а спина словно покоилась на невидимом ложе; Гарри склонился над ней, придерживая за талию. Они застыли — и музыка смолкла.
Усталая и счастливая, Габриель на своей метле спустилась на пол. Гарри помог Гермионе выпрямиться, молча обнял, и они прижались друг к другу. Тишина еще какое-то время сохранялась — а потом все в зале в едином порыве выдохнули:
— Ва-ау!
Легким, почти незаметным жестом Дамблдор вернул Большому Залу привычный вид и подошел к кафедре.