— Вот я бы им устроил пожизненную сиесту, — заглушило конец фразы ворчание дяди Вернона, но это было не важно: под окном на клумбе Гарри уже чувствовал, что узел в животе потихоньку развязывается. Случись что-нибудь, об этом, без сомнения, сказали бы в первую очередь; смерть и катастрофы всегда идут раньше застрявших туристов.
Гарри медленно выдохнул и стал смотреть в ослепительно-синее небо. Этим летом каждый день одно и то же: мучительное напряжение, ожидание, потом временное облегчение, потом снова нарастающее беспокойство... и недоумение, всякий раз всё острее: почему ничего не происходит?
Он продолжал слушать новости — так, на всякий случай, в надежде уловить хоть малейший намёк, непонятный для муглов... какое-нибудь необъяснимое исчезновение или загадочный инцидент... но за сообщением о туристах последовал сюжет о засухе в юго-восточном районе («Надеюсь, сосед это смотрит! — заревел дядя Вернон. —. Думает, мы не знаем, что он в три утра включает свои поливалки!»); потом о вертолёте, чуть не потерпевшем крушение в Суррее; потом о разводе одной знаменитой актрисы с её не менее знаменитым мужем («Очень нам интересно нюхать их грязное бельё», — дёрнула носом тётя Петуния, которая с упорством маньяка выуживала подробности этой истории из всех журналов, какие только попадали в её костлявые руки).
Яркое небо слепило глаза, и Гарри закрыл их, одновременно услышав: «...И последнее. Попка-дурак изобрёл новый способ охладиться. Волнистый попугайчик Попка, проживающий в "Пяти перьях" в Парнсли, выучился кататься на водных лыжах! С подробностями — наш корреспондент Мэри Ахинейс».
Гарри открыл глаза. Раз дошли до попугайчиков на водных лыжах, дальше можно не слушать. Он осторожно перекатился на живот, встал на четвереньки и пополз прочь от окна.
Однако не успел он проползти и двух дюймов, одно за другим случилось сразу несколько событий.
Раздался оглушительный, похожий на выстрел хлопок, громким эхом разнёсшийся в сонном молчании улицы; из-под машины неподалёку очумело выкатилась и унеслась кошка; из окна гостиной Дурслеев донёсся вопль, громкое ругательство и звон разбившегося фарфора; и тогда, как по долгожданному сигналу, Гарри вскочил, выхватывая из-за пояса джинсов тонкую деревянную волшебную палочку, словно меч, но, не сумев даже выпрямиться, треснулся макушкой о раму открытого окна. Услышав грохот, тётя Петуния завопила ещё громче.
Гарри показалось, что голова раскололась надвое. Из глаз неудержимо полились слёзы. Он стоял покачиваясь, стараясь сфокусировать зрение и понять, откуда раздался хлопок, но, едва ему удалось обрести равновесие, из окна протянулись две багровые мясистые руки и крепко обхватили его за горло.
— А ну — убери — эту — штуку! — зарокотал Гарри в ухо голос дяди Вернона. — Быстро! Пока — никто — не — увидел!
— Отстаньте — от — меня! — задушенно прохрипел Гарри. Несколько секунд между ними шла ожесточённая борьба. Левой рукой Гарри пытался оторвать от себя дядины пальцы-сардельки, а правой крепко сжимал поднятую палочку. Макушку пронзила особо сильная боль, дядя Вернон пронзительно взвизгнул, как от удара током, и выпустил племянника — будто сквозь тело Гарри текла незримая сила, не позволявшая его коснуться.
Гарри, тяжело дыша, чуть не свалился на куст гортензии, но сумел-таки выпрямиться и огляделся. Вокруг не наблюдалось ничего такого, что могло бы издать хлопок, зато в окнах окрестных домов показались любопытные лица. Гарри поспешно сунул палочку за пояс джинсов и напустил на себя невинный вид.
— Добрый вечер! — прокричал дядя Вернон миссис из дома номер семь напротив, сурово глядевшей из-за тюлевых занавесок. — Слышали, какой сейчас был выхлоп? Мы с Петунией так и подпрыгнули!
Он продолжал неестественно лыбиться во все стороны, пока соседи не отошли от окон, и тогда безумная улыбка превратилась в гримасу яростного бешенства. Дядя Вернон поманил Гарри к себе.
Гарри приблизился на несколько шагов, осторожно, чтобы ненароком не перейти ту черту, за которой руки дяди Вернона смогут вновь схватить его за горло и начать душить.
