Гарри осторожно ощупал шрам. Всё ещё больно. Он включил лампу, вылез из постели, подошёл к шкафу и открыл. Из зеркала на дверце недоуменно глядел худенький мальчик лет четырнадцати, со встрёпанными чёрными волосами и блестящими зелёными глазами. Гарри внимательно посмотрел на свой лоб. Шрам, в форме зигзага молнии, выглядел как обычно, но сильно саднил.
Гарри попытался вспомнить сон. Всё казалось таким реальным... двое знакомых людей и один незнакомый... хмурясь, он напряжённо думал, припоминая...
В голове всплыла картинка: полутёмная комната... змея на коврике у камина... человечек по имени Питер, по прозвищу Червехвост... пронзильный ледяной голос... голос Лорда Вольдеморта. При одной мысли о нём в живот как будто проскользнул кубик льда...
Гарри крепко зажмурился и постарался вспомнить, как выглядел Вольдеморт, но не смог... помнил только, что, едва кресло повернулось, накатил смертельный ужас и он мгновенно проснулся... Или его разбудила боль во лбу?
И что это был за старик? Там точно был какой-то старик; Гарри видел, как он упал на пол. В голове всё перемешалось; мальчик закрыл лицо руками, чтобы не видеть комнаты и удержать воспоминание, — но нет, это всё равно что пытаться удержать воду в ладонях; чем сильнее он цеплялся за сон, тем быстрее сон ускользал... Вольдеморт и Червехвост говорили, что убили кого-то, но Гарри никак не мог вспомнить имени... и они собирались убить кого-то ещё... его самого!
Гарри убрал руки от лица, открыл глаза и оглядел комнату, словно ожидал увидеть что-то необычное. И правду сказать, необычных вещей тут хватало. В изножье кровати открытый деревянный сундук, внутри котёл, метла, чёрные колдовские мантии и разнообразные книги заклинаний. На письменном столе большая пустая клетка, где обычно восседает полярная сова Хедвига, а вокруг клетки сплошь пергаментные свитки. На полу у кровати открытая книга; вечером Гарри читал её, пока не заснул. Люди на иллюстрациях двигались. Мужчины в ярко-оранжевых мантиях гоняли на мётлах, то появляясь, то исчезая из поля зрения, и перебрасывались красным мячом.
Гарри поднял книжку с пола, проследил, как один колдун забил весьма впечатляющий гол в кольцо на шесте пятидесятифутовой высоты. И захлопнул книгу. Сейчас даже квидиш — по мнению Гарри, лучшая игра на свете — не мог отвлечь его от тяжёлых мыслей. Он отложил «Полёты с "Пушками"» на тумбочку, подошёл к окну и раздвинул занавески.
Бирючинная улица выглядела так, как и подобает почтенной пригородной улице в субботу перед рассветом. Все окна зашторены. И, насколько можно различить в темноте, нигде ни единого живого существа, даже кошки.
И всё же... всё же... Гарри в тревоге вернулся к кровати, сел и снова провёл пальцем по шраму. Его беспокоила вовсе не боль; он был привычен и к боли, и к травмам. Однажды он вообще лишился костей в правой руке и провёл кошмарную ночь, дожидаясь, пока они отрастут заново. Вскоре ту же самую руку насквозь пронзил ядовитый змеиный зуб длиной в фут. Не далее как в прошлом году Гарри, летая на метле, упал с высоты в пятьдесят футов. Короче говоря, наистраннейшие несчастные случаи и увечья — обычное дело для Гарри; в сущности, они неизбежны, если ты учишься в «Хогварце», школе колдовства и ведьминских искусств, и вдобавок обладаешь талантом вляпываться в истории.
Беспокоило его другое. В прошлый раз шрам болел, когда Вольдеморт был рядом... но его же нет... невозможно и представить себе, чтобы он рыскал ночью по Бирючинной улице, это абсурд...
Гарри напряжённо вслушался в ночную тишину. Ожидал ли он скрипа ступеней, шороха плаща? Внезапно он вздрогнул — но это всего лишь мощно всхрапнул за стенкой двоюродный брат Дудли.
Гарри внутренне встряхнулся; ну что за глупости; в доме никого, кроме дяди Вернона, тёти Петунии и Дудли, и все они спят, и ничего плохого и страшного им не снится.
Надо сказать, именно в таком виде — спящими — Дурслеи устраивали Гарри более всего; когда они бодрствовали, радости от них было мало. Дядя Вернон, тётя Петуния и Дудли, единственные родственники Гарри, были муглами (неколдунами), презирали и ненавидели колдовство во всех его проявлениях, и в доме у них Гарри чувствовал себя какой-то плесенью. Последние три года, объясняя длительное отсутствие племянника, Дурслеи говорили соседям, что он воспитывается в заведении св. Грубуса — интернате строгого режима для неисправимых преступников. Дяде и тёте было прекрасно известно, что несовершеннолетним колдунам воспрещается заниматься магией вне стен «Хогварца», и всё же именно Гарри они винили во всех происшествиях, что случались в доме. Нелепа сама мысль о том, чтобы довериться родственникам и вообще рассказать им хоть что-нибудь о жизни в колдовском мире. Вот и сейчас: пойти к ним, когда они проснутся, и пожаловаться на боль во лбу, на беспокойство из-за Вольдеморта? Да это просто смешно!
