Гарри рывком развернул газету. Вот: страница тринадцать. Знакомое женское лицо: прихотливо уложенные светлые кудельки, очки в оправе с бриллиантами, победительный оскал. Приветственный взмах пальчиками. Стараясь не замечать тошнотворной физиономии, Гарри продолжил читать.
Первое впечатление: в реальности Рита Вритер гораздо мягче и милее, чем можно предположить по её знаменитым беспощадным принципиарным заметкам. Она встречает меня в своей уютной прихожей и проводит на кухню, где нас ждёт горячий чай, бисквитный кекс и — куда же без них! — свежайшие, с пылу с жару, сплетни.
— Бесспорно, Думбльдор — мечта любого биографа, — смеётся Рита. — Такая долгая, насыщенная жизнь... Я уверена, моя книга — лишь первая из числа очень, очень многих.
Прямо скажем: Рита времени не теряла. Её девятисотстраничный труд был закончен всего через месяц после загадочной смерти Думбльдора. Как же ей это удалось?
— О, при моём журналистском опыте умение писать к сроку — это вторая натура! Я знала, что колдовской мир жаждет полного жизнеописания, и первой откликнулась на зов.
Я цитирую недавнее, широко разошедшееся в прессе замечание Эльфиаса Дожа, давнего друга Думбльдора и особого советника Мудрейха: «Из книги Вритер вы почерпнёте меньше, чем из карточки в шокогадушке».
Вритер хохоча запрокидывает голову.
— Миляга Дожик! Помню, несколько лет тому назад я его интервьюировала о правах русалидов. Лапушка, только совсем ку-ку: думал, что мы с ним на озере Уиндермир, и без конца повторял: опасайтесь уток!
И всё же не один Эльфиас Дож обвиняет Риту в неточности. Неужели она и правда полагает, что за каких-то четыре недели можно составить полную картину долгой и удивительной жизни Думбльдора?
— Ах, дорогая моя, — Рита Вритер ласково похлопывает меня по руке, — вы не хуже других знаете, сколько сведений ловится на увесистый кошель галлеонов, на отказ слышать слово «нет» и остро заточенное принципиарное перо! Да люди в очередь ко мне вставали, и каждый — со своим ушатом помоев! Не все, ох не все обожали Думбльдора... Он успел изрядно потоптаться на больных мозолях разных бонз. А рыцарь Дожик пускай слезает с белого гиппогрифа — мне удалось заполучить такого очевидца, за чьи воспоминания многие журналисты не раздумывая отдадут свои волшебные палочки! Этот человек никогда прежде не выступал публично, но очень близко знал Думбльдора в самый сложный период его мятежной юности!
Реклама книги недвусмысленно намекает, что тех, кто считал Думбльдора святым, ждут потрясения. И каковы же самые крупные сюрпризы?
— Бросьте, Бетти, не стану же я пересказывать книгу, особенно до начала продаж! — ухмыляется Рита Вритер. — Однако обещаю: холодный душ поклонникам Думбльдора обеспечен! Старый колдун вовсе не был таким белым и пушистым, как его знаменитая борода. Вспомните его гневные речи насчёт Сами-Знаете-Кого. Придёт ли после этого в голову, что в юности и Думбльдор якшался с силами зла? И что, вовсю пропагандируя терпимость и всеобщее равенство, в молодости он подобной широтой взглядов не отличался? Да-а, прошлое Альбуса Думбльдора темно и не слишком чисто... Я уж молчу про его семейку, о которой он и сам предпочитал не распространяться.
Я спрашиваю, что имеется в виду — пятнадцатилетней давности скандал с братом Думбльдора Аберфорсом, которого Мудрейх осудил за неправомочное колдовство?
— Ой, Аберфорс!.. Верхушка навозной кучи, — отмахивается Рита. — Нет-нет, я говорю о вещах посерьёзнее, нежели братец, чрезмерно увлечённый козами, или отец, калечащий муглов! О них так или иначе всё известно — в конце концов, оба угодили под следствие. Нет, меня куда больше интересовали мать и сестра, и, лишь чуточку покопавшись, я обнаружила настоящее змеиное гнездо... Впрочем, читателям придётся подождать книги — главы с девятой по двенадцатую! Однако кое-что я скажу: неудивительно, что Думбльдор помалкивал о том, как умудрился сломать нос.
