Увидел он его лишь накануне Народного собрания и был просто поражен, с какой трепетной нежностью стратег держал в своих руках, словно свитых из одних выступающих толстыми жгутами мышц, крошечное тельце первого и пока единственного сына. Когда Антигон, как обычно после полуночи, собрался уходить, Гамилькар попросил его немного задержаться и осторожно осведомился о настроении горожан.
— В целом оно хорошее, — не менее осторожно начал Антигон, — Ведь море очищено от римских кораблей, и сюда пока исправно поступает золото. Но я не уверен, что его хватит для осуществления твоих планов. Будь италийские греки чуть поумнее, они бы уже давно обрезали крылья римским стервятникам. То же самое можно сказать и о наших людях. Если бы не их глупость и жадность, мы бы еще десять лет назад одержали победу.
— Ну, посмотрим, — загадочно улыбнулся Гамилькар. — У нас есть чем удивить Ганнона.
— А у него — тебя, — резко возразил Антигон, — И потом, не забывай, что он вернулся в Карт-Хадашт гораздо раньше.
Как метек, Антигон не имел права участвовать в Народном собрании и потому наблюдал за запрудившей огромную площадь толпой с крыши пятиэтажного, вымазанного смолой дома, где жила его очередная подруга.
Гимилькон, представлявший партию «молодых», в короткой речи особо подчеркнул, что если бы Народное собрание наказало Совету выделить ему подкрепление, война бы успешно закончилась.
Антигон от неожиданности даже тихо свистнул. Первый ход оказался довольно удачным — на собравшихся здесь людей повлиять было гораздо проще, чем на членов Совета.
На помост широкими шагами взошел Гамилькар, и над площадью раскатисто зазвучал его мощный голос:
— Я не хочу вас долго задерживать и потому сразу объясню суть дела. У нас принято незадачливых стратегов казнить, а победоносных отзывать в Карт-Хадашт.
В ответ послышались смех и какие-то невнятные выкрики. Внезапно рядом с Гамилькаром оказался Ганнон, и даже на таком расстоянии Антигон увидел, как у него, будто студень, трясутся жирные щеки.
— Год оказался очень удачным для нас, — невозмутимо продолжал Гамилькар, и в его голосе отчетливо прозвучали горделивые нотки, — Надеюсь, в будущем году я сумею убедить вас послать на Сицилию как можно больше воинов и военного снаряжения. Но не следует забывать также и о Ганноне Великом, которому, правда, с большими издержками удалось все-таки усмирить Ливию, Мы оба одержали много побед во славу наших богов и нашего города, и мне кажется безумной сама мысль о назначении новых стратегов в Сицилию и Ливию.
Когда смолк восторженный гул, Ганнон вскинул правую руку и срывающимся в хрип, но тем не менее довольно звучным голосом прокричал:
— Я благодарю Молнию за добрые слова. Подобно вам я также горжусь его победами. Он вновь доказал, что с малыми силами можно также достичь великих целей. И поэтому я прошу собрание ничего не менять до окончания войны. Полагаю, Гамилькар и дальше сможет обойтись без подкреплений, как, впрочем, и я. И да избавят нас боги от самых тяжких испытаний!
Радостный клич, нарастая подобно грозовым раскатам, прокатился над площадью и примыкавшим к ней шести улочкам, которые также были заполнены народом.
Ганнон запахнул длинный черный плащ и даже положил руку на плечо Гамилькару.
— Так пусть же мое предложение рассмотрит Совет. Уверен, что он, как обычно, проявит мудрость. Мы же пока отпразднуем окончание года.
Он со звонким хлопком сдвинул ладони, и на заранее расставленных вокруг площади накрытых пунцовыми скатертями столах быстро появились красные, украшенные черными узорами глиняные грелки с похожими на диски кругами сыра, щедро присыпанными анисом сдобными румяными хлебами, разрезанными на ломти и дольки арбузами и лимонами, маринованными угрями и сочащимися жиром огромными кусками мяса. Ганнон распорядился зажарить для торжественного угощения простого люда несколько быков. Не забыл он и об амфорах с вином.
Теперь собравшихся на площади ничего больше не интересовало. Антигон взглянул на помост. Гамилькара там уже не было. Стратег, как никто другой, умел признавать поражение и уходить вовремя.
