Сита принесла мужу немалое приданое, но главным было не это. При редкой, изысканной красоте она обладала еще и нежным сердцем, способным любить и жертвовать всем ради своего чувства. Ее огромные глаза смотрели на жениха, как на посланца богов, способного преобразить ее жизнь, сделать немыслимо счастливым каждый день. Сита едва успела закончить школу, как ее выдали за Джави. Он был на десять лет старше, и это, как и его опыт, талант бизнесмена, образование, хоть и незаконченное, навсегда заставило ее относиться к мужу как к существу высшему, чье мнение не может быть неверным, чьи решения не должны оспариваться и кому навечно отдано право определять каждый ее шаг.
Деви, его мать, с любопытством наблюдала, как будут развиваться отношения сына и невестки. Но поняв, что с годами ничего не меняется и Сита по-прежнему смотрит на мужа как на оракула, была очень удивлена. Неужели к ней в дом попало живое воплощение легенды об индийской женщине? Да, покорность воле мужа, смирение, отсутствие гордыни свойственны индийским женщинам, это воспитывается в них национальной традицией, но чтобы после десяти лет супружества боготворить супруга и подчиняться каждому решению, никогда не спорить, не иметь своего мнения ни по одному вопросу — не слишком ли это много? Сита не шла наперекор мужу даже тогда, когда дело касалось воспитания единственного сына — Нарендера. Отец частенько бывал к нему неоправданно строг — возможно, из-за того, что мальчик слишком напоминал мать, не унаследовав ничего от внешности отца и, как казалось Сахаи-старшему, ни одной черты характера. Слишком мягкий, спокойный, терпеливый и совершенно неагрессивный — такой сын не очень нравился Джави. Он предпочел бы крепкого, жизнерадостного мальчишку, любящего размахивать кулаками и с их помощью добиваться своего. Однако при всей своей мягкости сын упорно противился стремлению отца сделать из него «достойного наследника». Со временем его нежелание следовать правилам, предписанным ему отцом, дошло до такой степени, что Нарендер будто нарочно не успевал по предметам, которые отец считал главными — математике, химии, экономике, отказывался заниматься спортом, демонстрируя полное отсутствие тщеславия и равнодушие к победам.
Джави частенько срывался и кричал на сына, а иной раз и поднимал на него тяжелую руку, но Сита никогда не позволила себе остановить его и только молча глотала слезы, видя, как ее единственное дитя все больше отдаляется от отца и замыкается в себе.
Сначала Джави надеялся, что у него еще будут дети — и, возможно, более похожие на него, чем этот странный мальчик. Но, будто в наказание за такое отношение к первенцу, боги не дали ему возможности стать главой большой семьи. Детей больше не было, несмотря на долгое лечение и множество жертв, принесенных Шатшхи — богине детей, с амулетом которой — камешком на кожаном шнуре — Сита не расставалась даже в ванной.
Она знала, что Джави по-своему любит сына, но эта любовь и тому и другому приносила слишком мало радости. Сита страдала и за мальчика, который видел в отце чуть ли не своего врага, и за мужа, чувствовавшего себя в чем-то обделенным. Она металась между ними и наконец выбрала старшего — просто потому, что у Нарендера и без нее был близкий человек — Деви, его бабушка, а у Джави не осталось бы никого, отвернись от него жена.
То, что Деви без памяти любила своего единственного внука, знали все. Как не было ни для кого секретом ее прохладное отношение к сыну, несмотря на всю его привязанность и заботу. Когда Джави стал настолько взрослым, что уже определился его характер и внутренний мир, ему стало казаться, что в отношении к нему матери, прежде проявлявшей самую искреннюю любовь и нежность, что-то изменилось. Она вдруг как будто стала судить о нем по его поступкам, а не сообразуясь единственно голосом крови, как это было раньше. Временами он ловил на себе ее испытующий взгляд. Порой она смотрела удивленно, но недовольства не проявляла никогда.
«Может быть, ее аристократическому воспитанию претит то, как я пытаюсь устроить свои денежные дела? — недоумевал сын, чувствуя, что начинает злиться. — Или она предпочла бы честного простофилю, беспомощного разиню, который бы, как мой брат, спускал остатки состояния, не заботясь ни о чести семьи, ни о своих детях?»
