— Ну что ж, археология — интереснейшая наука, — вежливо отозвался гость.
— И какая приятная! Вот представьте, как хороша была бы моя дочь с киркой в руках на дне какой-нибудь канавы, которая, как считают, вырыта ариями во время первого нашествия, да еще градусов в сорок пять жары! — рассмеялся Чанхури.
— Вот выйду замуж за человека, который поедет копать вместе со мной, тогда узнаете! — пообещала Ратха, раскрасневшаяся от обиды.
— За такого я тебя не отдам, не беспокойся! — продолжал веселиться отец, пока врач не приказал ему самым решительным тоном сохранять спокойствие и не шевелиться.
Однако тот сумел вылежать без движения только две минуты. Потом он заерзал и стал подавать глазами какие-то знаки своему гостю, который вознамерился было уйти.
— Приведите Нарендера! — прокричал Чанхури, поняв, что его мимика осталась непонятой. — Ратха только об этом и мечтает!
— Хорошо! — кивнул Сахаи, закрывая за собой дверь.
То, что он узнал, было для него приятной неожиданностью. Неужели эта красивая девушка и впрямь неравнодушна к его сыну. Повезло мальчишке! Правда, Нарендер хорош собой, весь в мать. Но он так замкнут, сосредоточен, поглощен своими книгами, что, кажется, не замечает ничего вокруг. Да и ведет себя с людьми скованно, несветски. И вот все-таки обратил на себя внимание дочки Чанхури!
Такое положение дел чрезвычайно устраивало Сахаи. Вот если бы их поженить, тут уж их союз с этим новоявленным президентом был бы упрочен навеки. А господин Чанхури далеко пойдет, очень далеко… Это президентство не последнее в его жизни — Сахаи чувствовал такие вещи кожей. Вместе с преуспевающим политиком высокого ранга можно очень многого добиться, тем более что начинать придется отнюдь не с нуля.
Джави Сахаи не смог бы считать себя бедным человеком. Он унаследовал после смерти отца солидный участок плодородной земли неподалеку от Калькутты, дом на одной из лучших улиц города и небольшую фабрику. С того дня, как адвокат передал ему папку с документами на владение этим имуществом, жизнь беспечного студента круто изменилась. Он оставил университет и полностью отдался управлению тем, что получил. Постепенно его земельные владения удвоились — в основном за счет доли его братца, который спускал ему по-родственному один кусок земли за другим, используя полученные деньги по своему разумению — на веселую, разгульную и полную развлечений жизнь, к которой всегда стремился.
Фабрика тоже давала доход, которого вполне хватало на содержание единственной роскоши, к которой стремился сам Джави — дома, старинного и любимого особняка, выстроенного в английском колониальном стиле. Это жилище досталось их семье в виде приданого его матери, которое она, не имевшая братьев, получила от своего отца. Их дом, хоть и сильно уступающий по размерам и отделке фасада более современным зданиям, был все-таки куда красивее любого из них для взгляда понимающего в этом толк человека. Все в этом доме говорило о том, что здесь прошли жизни многих славных поколений, сумевших оставить о себе добрую память. Хозяева не жалели ни денег, ни времени на то, чтобы создать особую теплую и уютную атмосферу, не избегая никаких ухищрений европейского комфорта, но тщательно сохраняя индийский уклад и традиции во всем действительно существенном.
Сев в любое кресло, Джави мог бы рассказать его историю — где и кем сделано, при каких обстоятельствах куплено, кто из знаменитых гостей имел случай отдохнуть в нем. Столь же подробная родословная была и у тяжелых драгоценных драпировок, посуды, украшенного сложным орнаментом пола из мраморных плит, многочисленных светильников самых разных форм, статуэток и безделушек, хранящих воспоминания о людях, в жилах которых текла та же кровь, что и у него.
Только когда доходы, ежемесячно получаемые от земли и фабрики, стали превышать расходы на содержание дома, Джави стал думать о том, чтобы жениться. Покорный сын, боготворивший свою мать, он тем не менее настоял на том, чтобы самому выбрать невесту. Впрочем, его желание почти не встретило сопротивления — мать была достаточно умна и образованна, чтобы позволить сыну самостоятельное решение, тем более что его выбор не был ей неприятен.
