Он сжал кулак и показал его в окно, помахав.
— Дела! Дела решают, дорогая королева шахмат. Ты сама это доказала, когда впервые сыграла гамбит Вепря. Ты сама открыла ему дорогу! Тот день, третье августа, запомнили все. Партия с Костенюк: d4 d5, Cg5 Cf5, e3 c6, c4. Что это? Откуда? Из каких пыльных сундуков? Ты же раньше никогда не играла это начало!
— Никогда.
— Никогда! Костенюк озадачена. Что это? Еще пять ходов — и белые теряют коня без всякой компенсации. Валерия блефует? Или просто не выспалась? Мир замер. И вдруг — e4!! И мир ахнул. Конь оказался отравленным. А гамбит Вепря — великим. Таким его сделала ты. И это было гениально! Потому что совпало с феерическими успехами нашего национального свиноводства. Мистика — она всегда со мной. В том августе мы впервые потеснили немцев. Наши вепри стали вкуснее в Европе. Супермаркеты нам открыли двери. Евро потекли в наши банки. Вот вам, евродемагоги!
Он снова помахал кулаком в окно.
— И я осознал — это знак судьбы. Гамбит Вепря и свиноводство. Два шара в одну лузу! Хоп-ля! И ты стала играть гамбит Вепря. Играть, играть… Я выписал тебе двух новых тренеров, мощных Шломо и Бориса, недешевых, надо сказать, но я понимал, по-ни-мал, что тебе надо помочь теорией, подкрепить, новый гамбит должен устоять. И он устоял. И ты громила им не только баб, но и мужиков. Грозных гроссов! Выносила их лихо на шахматную помойку. Ты была бульдозером, железным вепрем! И расчистила себе дорогу к короне. И стала королевой. Все! Престол твой! И нашей страны. Мировая пресса обалдевала: Валерия несется на вепре! Помнишь обложку в «Шпигеле»? Как люди за тебя болели! Сколько подарков ты получила от простых людей. И от Президента королева получила замок в горах. Не самый плохой ведь, а?
— Я всегда буду вам благодарна, всегда…
— Ну еще бы! — зло усмехнулся он.
Сильно хлопнул в ладони.
И вздохнул, глядя в окно, покусывая губу:
— Царствовала три года. Громила всех в турнирах. Умножала славу нашей страны. И что? Чтобы отстоять корону, тебе оставалось выиграть одну партию. Напустить вепря на китаянку. Он смял бы ее! Она только что продула белыми. И ты вдруг разыгрываешь… шотландку. Шотландку убогую, беззубую, дурацкую! После вепря это… кролик какой-то. Овца паршивая. Разыграла дебют, словно школьница. Ну, и смяла она тебя. И последнюю ты тоже слила. Начисто. В унитаз китайский. ******, как говорят наши русские друзья. Корона свалилась.
— Господин Президент, у меня был душевный кризис.
— А у меня он перманентно, — произнес он, мрачно глядя в окно. — Все активы моей семьи и друзей заморожены на Западе и в Штатах. Слетать в Ниццу или на Сардинию я уже не могу. В Крым — пожалуйста. Но там, pardon, кал в море плавает… Санкции. А тут еще корона свалилась. Завтра введут эмбарго на нашу свинину, и что? Душевный кризис, видите ли, у нее…
Он усмехнулся, сунул руки в карманы и подошел к ней.
— Какого черта у тебя в решающей партии вдруг душевный кризис?
— Понимаете… — она вздохнула, колыхнув грудью. — У меня кое-что случилось.
— Влюбилась в парня?
— Нет.
— Слава богу… Марушка дарит тебе нежность?
— Да, да…
— Она же летала к тебе в Осло, да?
— Да… прилетала.
— Тебе было хорошо?
Она кивнула.
— Тогда какого хера ты все просрала?! — прорычал он, оттолкнув ее голову.
Она согнулась, закрыв лицо руками.
— Все, все просрать одним махом! — он вскинул руки. — Десять лет работы! Десять лет, а?!
Она молчала, спрятав лицо и замерев, ожидая удара. Зло ткнув пальцем ее в плечо, он отошел к окнам, глянул в них, потом вернулся к своему месту, налил себе шампанского, осушил бокал и яростно швырнул его в окно. Брызнули осколки.
— Душ-ш-е-вный кризис!
Постояв, тяжело дыша, сунул руки в карманы, покачался и произнес:
— Выпей.
Валерия сидела, замерев.
— Я говорю вы-пей! — прошипел он.
Она распрямилась, взяла бокал, отпила.
— И рассказывай, что стряслось. Какой, к черту, душевный кризис.
Обняв бокал обеими ладонями, она заговорила:
— В ту ночь… ночь перед партией мне… мне приснился…
Она смолкла.
— Кто?
— Мне… приснился… ангел, — произнесла она дрожащим голосом.
— Ангел?
— Да.
— Какой?
— Он был… он весь…
