Глухов удивленно вскинул глаза, потом смекнув, буркнул:
— Иди ты… не мешай работать. — Он раскрыл криминалистический чемодан и начал собирать образцы масла и крови, предварительно запечатлев след протектора на фотопленку. Я присел у забора и стал заполнять протокол осмотра.
— Николай, это не твой? — услышал я голос эксперта и подошел к нему.
Рядом с забором, примерно в метре от места обнаружения потерпевшего, лежал мужской комнатный тапочек. Глухов щелкнул затвором своего «Зенита», я поднял тапок и, достав полиэтиленовый пакет, положил его туда.
…Борисов встретил нас мрачно:
— Нда-а, — почесал он затылок, — похоже, «ноль» повесили…
— Не надо так грустно, раскроем, — бодренько ответил я, успокаивая дежурного по райотделу, но на душе было не очень весело, слишком не в нашу пользу складывались обстоятельства. Пока мы не знали даже имени убитого, не говоря уж о другом. Как у нас называют, чистый «ноль», «темняк», то есть нераскрытое преступление, а с этими «нолями» очень даже неловко чувствуешь себя на оперативных совещаниях.
06 часов 23 минуты
Свиркин закончил свой рассказ.
— Как ты собираешься таксиста Пахтусова искать? — спросил я.
— Он найдет, он шустрый парень, — подал голос Вязьмикин, расположившийся на стуле между шкафом и сейфом напротив моего стола.
— Найду я его, Николай Григорьевич, обязательно найду, — горячо заверил Петр. — Если не явится, то к девяти поеду в парк.
— У тебя что? — обратился я к Роману.
— У меня — гражданин Нудненко, а, может, не Нудненко, — ухмыльнулся он. — Во всяком случае, очень подозрительный субъект, худющий, как Петр, только ростом поменьше, ободранный, а в кармане три тыщи… И так складно все рассказывает, аж сомнения сразу берут, не врет ли? Говорит, освободился недавно, восемь лет отсидел, там и заработал. Спрашиваю, где справка об освобождении, про какую-то Машку верх-тулинскую плетет, у нее, дескать, оставил, а адрес не знает, говорит, показать может. Правда, есть маленькое несоответствие в его трепе. Сперва Красноярову говорил, что потерял справку, а потом уже при мне, стал про Машку заливать.
— А где он сейчас? — спросил я.
Так Краснояров его в спецприемник повез, как бродягу, до выяснения личности.
— Это какой Краснояров? Маленький такой? — заинтересовался Свиркин, очнувшись от размышлений.
— Да белый такой, кудрявый, еще мелкими шажками ходит, — пояснил Роман и, пошевелив широкими пальцами вокруг своей коротко стриженной головы, изобразил прическу Красноярова.
— Слушайте, — прервал я оперуполномоченных, — давайте по делу говорить. При чем здесь Краснояров?
— Если по делу, то придется мне в Верх-Тулу ехать, — безрадостно отозвался Роман.
Свиркин вдруг подскочил и взмахнул руками, словно собирался взлететь:
— Ничего понять не могу! Почему потерпевший в носках?!
Роман с едва заметной снисходительностью взглянул на него и хмыкнул:
— Сам-то как думаешь?
Петр загорелся:
— Я так думаю: его мертвого выкинули из машины!
— Ну, мудрец, — вновь хмыкнул Вязьмикин, — он же был живой, когда ребята из медвытрезвителя его подняли.
— Ладно, пусть не мертвого, а раненого, какая разница?!
— Про тапок забыл? — победно глянул на своего молодого коллегу Роман. — Скорее всего, потерпевший с поезда за какими-нибудь беляшами побежал, он же в трико был и рубашке, да еще и тапочки — стандартная одежда пассажиров. Кстати, в это время несколько поездов проходило.
— Тихо, ребята! — вмешался я. — Петр, если ты считаешь, что погибшего привезли на машине, объясни, почему выбрано такое людное место? Все-таки стоянка такси, вокзал… Не слишком ли рискованно? — Я повернулся к Вязьмикину. — А ты мне скажи, пожалуйста, когда это на привокзальной площади в два часа ночи торговали беляшами? А?
Роман задумчиво потеребил ус и ответил:
— Может, и не за беляшами, мало ли зачем? Ты сам, Николай, говорил, что у погибшего на пальце белая полоска от перстня, да и денег у него не обнаружено. Натуральный разбой! Представь, выбегает пассажир из поезда. В тапочках, в трико, в рубашонке, в руке гаманок зажал… Видит его какой-нибудь Нудненко-Чудненко и за ним…
— …В том гаманке — три тысячи, — закончил я за него.
