Новое сочинение Галилея быстро распространилось, о чем хлопотал и он сам, послав в Рим 30 экземпляров книги по адресам разных духовных лиц. Вникнув в его содержание, богословы и обскуранты огласили проклятиями Галилею весь католический мир. Как скоро во Флоренции узнали, что папа против Галилея, с последним совершенно перестали церемониться и подняли против него целую бурю, честя его прямо богоотступником и еретиком, и все учение его – богомерзким. Против него стали устраивать самые дикие диспуты и произносить совершенно невозможные речи, уснащая их притянутыми, что называется, за волосы текстами из Св. Писания. Это была настоящая оргия фанатизма, среди которой совершенно забывали о всяком человеческом смысле. Почтенный епископ Лагалла говорил, например, что Бог, живя на небе, и приводить в движение может только небо, а не Землю; словом, не было того невежественного монаха, который бы не считал теперь себя вправе сказать какую-нибудь глупость в недоступном его пониманию вопросе, и отношение к Галилею его сограждан было лишь повторением эзоповской басни о потерявшем свою силу льве и испытывавшем теперь на себе когти, зубы, рога и даже копыта остальных животных.
В Риме на этот раз уже ни форма изложения, ни прочие ухищрения Галилея никого не ввели в обман; книга его была понята надлежащим образом, и в ней было усмотрено стремление доставить торжество осужденному учению и осмеять авторитет церкви. В особенности был раздражен сам папа, так как Галилей не только осмеял его в лице Симплиция, но и обманул бдительность духовной власти, напечатав с ее одобрения оскорбительное для него сочинение. Преследование Галилея началось с запрещения распространять эту книгу и с изъятия ее из продажи. Затем пошли слухи о том, что Галилея предадут суду.
Великий старец испугался этих зловещих слухов и обратился к заступничеству великого князя Фердинанда. Последний, несмотря на свою молодость, так как ему было в это время лишь 22 года, сделал для Галилея очень много, и если по слабости характера и по традиционной верности своей фамилии папскому престолу не мог решиться совершенно не допустить суда над Галилеем, то своим покровительством и ходатайством за него сильно смягчил жестокость инквизиционного суда и облегчил участь Галилея, которому без этого – кто знает – пожалуй, могла бы предстоять участь Бруно. Но если история науки и просвещения всегда помянет добрым словом этого государя, то посланник тосканский при папском дворе, Франческо Никколлини, заслуживает глубокой признательности истории и потомства, потому что без этой благородной личности князю Фердинанду едва ли бы удалось что-нибудь изменить в участи, готовившейся Галилею среди зловещей тишины и таинственности заседаний инквизиционного трибунала. Истории едва ли известен другой пример столь искренней и бескорыстной заботы со стороны вельможи об опальном ученом и любви к нему; примеры таких отношений не часты даже в истории дружбы и семейных привязанностей.
Как скоро Никколлини получил письмо от своего государя, поручавшее ему заботу об участи Галилея, он ревностно и неустанно принялся ходатайствовать за него всюду, где только было возможно, постоянно извещая великого князя о результате своих хлопот, так что по его письмам легко проследить все фазы печальной истории преследования Галилея. Он начал с ходатайства о снятии запрещения с книги Галилея и о допуске ее к обращению, но успеха в этом не имел. Он сообщает князю, что папа очень раздражен против Галилея за то, что он обманул его, что он вмешивается в самые важные и опасные вопросы, какие только можно поднимать в наше время, что обманул его также и кардинал Чиамполли, уверявший его, что Галилей никогда не окажется непослушным святому престолу. Никколлини ходатайствовал затем перед папой, чтобы Галилею дана была возможность оправдаться. Папа на это заметил, что инквизиционный суд сперва разбирает такие дела, а потом призывает обвиняемого к даче показаний и защите себя. Затем, когда посланник спросил, нельзя ли указать Галилею преступные места книги, папа с гневом отвечал, что Галилей сам это хорошо знает, «так как слышал об этом из собственных наших уст». На замечание Никколлини, что нужно иметь некоторое уважение к подданному его государя, которому посвящена Галилеем сама книга, папа вспылил еще более и просил написать его светлости, чтобы он в это дело лучше не вмешивался, потому что Галилей