Я крикнул, что в зале начинается пожар, а когда все находившиеся здесь идиоты бросились к лестнице, я спокойно снял со своей копии плащ, который вы теперь имеете возможность видеть на моих плечах, набросил его на себя, спрятал под помостом прежнего его хозяина и занял его место на тумбе.
Должен признаться, что остаток вечера был для меня очень утомителен, но, к счастью, мне удавалось воспользоваться моментами, когда на меня никто не смотрел, чтобы перевести дыхание и расслабить затекавшие от напряжения ноги. Правда, однажды какой-то мальчишка закричал, что видел, как я пошевелился. Насколько я понял из последовавшего монолога его матушки, дома ему придется немедленно отправиться спать, не рассчитывая на сладкое.
Характеристика, данная мне управляющим, которую мне, к своему глубочайшему сожалению, пришлось выслушать, оказалась во многом пристрастной, хотя и небезосновательной. Разумеется, я отнюдь не мертв, но не возражаю, что весь мир придерживается противоположной точки зрения. Описание управляющим моего хобби, которым я развлекал себя долгие годы, в целом можно признать справедливым, но изложенным не совсем корректно. По моему глубокому убеждению, все люди делятся на коллекционеров и тех, кто чужд этому достойному уважения увлечению. Последних мы рассматривать не станем. Что же касается коллекционеров, то они собирают буквально все, в зависимости от собственных вкусов и пристрастий, — от монет до сигаретных пачек, от бабочек до спичечных этикеток. Лично я коллекционирую горла.
Он снова помолчал, разглядывая горло Хьюсона с профессиональным интересом, в котором сквозило явное неодобрение.
— Я должен благодарить случай за то, что он свел нас сегодня, — продолжал он. — С моей стороны было бы опрометчиво предъявлять какие-то повышенные требования… Видите ли, по причинам личной безопасности в последние годы мне пришлось несколько сократить свою активность, и вот теперь судьбе было угодно послать вас мне в подарок для удовлетворения моей маленькой прихоти. Прошу вас, сэр, простите мне это замечание личного характера, но у вас такая тоненькая шейка… Будь у меня возможность, я бы никогда не остановил на вас свой выбор. Я предпочитаю толстые шеи, толстые красные шеи…
Пошарив во внутреннем кармане, он достал из него какой-то предмет, осторожно потрогал его указательным пальцем, а затем стал плавно водить им вперед и назад по ладони левой руки.
— Это французская бритва, — заметил он скучным голосом. — Может быть, вам она знакома, хотя в Англии такими почти не пользуются. Для их правки нужно дерево. Лезвие у нее, как вы видите, очень узкое. Режет оно не слишком глубоко, но вполне достаточно. Сейчас вы в этом сами убедитесь. А теперь позвольте задать вам обязательный вопрос услужливого брадобрея: вас устраивает эта бритва, сэр?
Он встал, крошечный человечек, так и источавший из себя потоки физически ощутимого зла, и приблизился к Хьюсону бесшумной крадущейся походкой охотящейся пантеры.
— Будьте так любезны, сэр, — сказал он, — чуть приподнять подбородок. Спасибо, и еще немного, совсем капельку. О, очень хорошо, благодарю вас… Мерси, мсье… мерси… мерси…
В верхней части одной из стен зала располагалось узкое слуховое окно матового стекла, сквозь которое с первого этажа музея в подвальное помещение проникал днем неверный и болезненный свет. После восхода солнца его живые лучи стали сливаться с приглушенным сиянием электрических ламп, и это смешанное освещение сделало место ночных событий, и без того достаточно мрачное, еще более зловещим.
Восковые фигуры все так же равнодушно стояли на своих местах в ожидании восхищенных и негодующих посетителей, которые через несколько часов заполнят этот зал и будут бродить по нему, опасливо поглядывая по сторонам. В самом центре зала неподвижно сидел Хьюсон, крепко прижавшись спиной к спинке кресла. Подбородок его был высоко поднят, как будто он ждал, что сейчас его начнут брить, и хотя ни на горле, ни на каком-либо другом месте его тела не было ни царапины, Хьюсон был мертв. Его прежние работодатели глубоко ошибались, считая, что он полностью лишен воображения.
