Хьюсон нервно закрутил головой, оглядывая сгрудившиеся вокруг фигуры затравленным взглядом вконец замученного человека. Со всех сторон на него взирали равнодушные и пустые восковые лица, но Хьюсона не оставляло ощущение, что он опаздывает на какую-то долю секунды, что еще чуть-чуть — и он успеет уловить неосторожное движение руки или ноги, заметить беззвучное шевеление губ, дрожь век, проблеск мысли в нарисованных глазах. Вся эта компания вела себя подобно шкодливым ученикам, которые перешептываются и хихикают за спиной учителя, а потом ловко надевают на лица маски невинности, когда он поворачивается к ним.
Нет, так дело не пойдет! Определенно так дальше продолжаться не может! Нужно ухватиться за что-то реальное, за любую здравую и трезвую мысль, за все что угодно, имеющее отношение к нормальному миру, к солнечным лондонским улицам, заполненным живыми людьми. Его зовут Реймонд Хьюсон, он талантливый, но неудачливый журналист, чувствующий и думающий живой человек, а все эти фигуры вокруг — не более чем куклы, а потому они не могут ни двигаться, ни перешептываться. Ну и что с того, что они в точности похожи на существовавших когда-то убийц? Они сделаны из воска и опилок и выставлены здесь для развлечения праздной публики, стремящейся утолить свое нездоровое любопытство.
Вот так-то лучше. А что же это за анекдот он вчера слышал?..
Хьюсон начал пересказывать себе анекдот, но дошел только до середины, когда понял, что призывный и требовательный взгляд доктора Бурдета буквально приказывает ему оглянуться.
Не в силах противиться охватившему его наваждению, Хьюсон склонил голову на бок, а затем полностью развернулся вместе с креслом и оказался лицом к лицу с обладателем этих гипнотических глаз. Хьюсон злорадно прищурился, а губы его, только что дрожавшие от ужаса, вдруг растянулись в недоброй усмешке. Он заговорил громко и торжественно, внезапно всколыхнув застоявшуюся атмосферу гневными звуками своего голоса.
— Ты пошевелился, будь ты проклят! — воскликнул он. — Да-да, я видел, как ты только что пошевелился!
И застыл, глядя прямо перед собой, как утративший последние силы путешественник, заблудившийся в арктических снегах.
Движения доктора Бурдета были уверенными и неторопливыми. Он осторожно спустился с тумбы, напоминая манерами жеманную даму, выходящую из автобуса. Все фигуры по обе стороны от прохода располагались на помосте, который на пару футов возвышался над полом и был отгорожен от публики плкппевым канатом. Доктор Бурдет приподнял канат, пригнувшись, проскользнул под ним, сошел с помоста и, присев на его край, спокойно посмотрел на Хьюсона. Потом удовлетворенно кивнул, улыбнулся и сказал:
— Добрый вечер. Должен сообщить вам, — продолжал он на безупречном английском, в котором лишь опытный специалист смог бы уловить легкие признаки иностранного акцента, — что до той поры, пока я не оказался случайным свидетелем вашей беседы с достойным всяческого уважения управляющим этого милого заведения, я и не подозревал, что буду иметь удовольствие находиться здесь сегодняшней ночью в вашем обществе. Вы не сможете пошевелиться или вымолвить слова, пока я вам этого не разрешу, однако вы меня прекрасно слышите и понимаете. Что-то подсказывает мне, что вы… Как бы это выразиться?.. Скажем, нервничаете. Дорогой мой, не нужно обманывать себя. Конечно же, я не один из этих ничтожеств, и в моем так называемом воскрешении нет ничего сверхъестественного. Видите ли, я и есть доктор Бурдет.
Он помолчал, откашлялся и закинул ногу за ногу.
— Прошу простить меня, — сказал он, — ноги немного затекли. Что ж, позвольте мне удовлетворить ваше естественное любопытство. Некоторые обстоятельства, описанием которых я не стану вас утомлять, вынудили меня выбрать местом жительства Англию. Вчера вечером я проходил мимо этого здания, когда заметил полицейского, рассматривавшего меня с излишним любопытством. Мне подумалось, что он собирается остановить меня, чтобы задать свои назойливые вопросы, отвечать на которые мне совсем не хотелось, и потому я смешался с толпой и вошел в музей. За вполне умеренную плату я оказался в этом зале, где мы с вами имеем теперь удовольствие беседовать, и посетившее меня вдохновение подсказало выход из затруднительной ситуации, в которой я оказался.
