- Больше я с тобой о политике не разговариваю. И ни слову не верю, поняла? - Поняла, - улыбнулась Кора. - Я сначала думала, что ты наша, помогала тебе. А ты - враждебный элемент. - Никому я не враждебный элемент. И не надо меня уничтожать.
- Ну, спи тогда,- сказала Нинеля,--У тебя день был трудный. Я бы еще многое у тебя спросила, но боюсь.
Страшно и удивительно заглянуть в будущее. И неизвестно, верить ли, что будущее станет чужим, или сохранить свою веру в чистоте. Нинеля поднялась с койки. Койка громко скрипнула. Синь за окном чуть-чуть посветлела, а может быть, это Коре показалось. Неуверенно запела какая-то птичка, оборвала песню, будто сама удивилась своему пению. Если кто-нибудь придет еще, подумала Кора, убью на месте. Но никто больше не пришел. До самого утра.
Подъем, подъем, подъем! - кто-то шел коридору и кричал. А снаружи гудела сирена.
Шум стоял страшный - будто нельзя людей разбудить по-человечески.
Особенно было обидно, потому что снился сладкий сон, в котором инженер Всеволод катал Кору на махолете, для чего ему пришлось крепко прижать ее к себе. Было страшновато, но очень приятно - внизу, далеко проплывали городки и отдельно стоящие здания неизвестной красивой страны. Махонькие человечки махали снизу махонькими ручками, узнавая Кору. Кора знала, что полет на махолете завершится вон на той зеленой мягкой лужайке, где их со Всеволодом никто не потревожит... Потревожили! Сиреной!
Кора опустила босые ноги на остывший холодный пол. По коридору топали сапоги, шлепали босые подошвы. Дверь к Коре растворилась, залезла морда медсестры неизвестного пола и рявкнула: - Тебе что, особое приглашение! Кора натянула туфли - как хорошо, что она их сохранила! Умывальня и туалет обнаружились дальше, в конце коридора. Санузел был один на всех жителей этого коридора. У умывальника под портретом президента возился, медленный и уверенный в себе, Влас Фотиевич, совал палец в коробку с мелом и тер зубы.
Он обернулся - весь рот белый - к Коре и прорычал: - Зубного порошка нету.
- И туалетной бумаги тоже, - отозвалось из кабинки туалета.
Кора стала ждать своей очереди. Потом пришла принцесса, но, увидев мужчину, сразу убежала.
- Дура, - сказал Влас Фотиевич. - Думаешь, терпеть будет? Сейчас за угол побежит. Они все, татары, такие. Ох, долго еще приобщать их к цивилизации.
Из кабинки вышел Миша Гофман, поздоровался с Корой и сказал:
- Извини, что задержал.
Влас Фотиевич принялся полоскать рот. 0н отплевывался, урчал, притом не переставал говорить:
- Какие сегодня мучения будут? Вот уж не думал, что приму такой крест на склоне существования.
- Лабиринт, можно сказать, рассыпался, - сказала Кора.
- Значит, тесты, - сказал Влас. - Доктор Крелий еще на той неделе грозился про тесты. Ты знаешь, что это за чертовщина такая?
- Ничего страшного, - сказал Гофман, оттирая от умывальника господина Журбу. - Задают вопросы.
Гофман был такой же заторможенный и вялый, как вчера. - Зачем?
- Чтобы понять, кто умный, а кто дурак. - Это и без вопросов видно, - засмеялся Журба и отошел к перекладине, на которой висело большое общее полотенце, и стал искать на нем место почище и посуше.
Вошел белогвардеец Покревский. Он был бледен, отчего уродливый шрам через лицо казался еще более красным и ярким.
- Уже очередь? - спросил он зло. - Это основная черта нашего режима - всюду устраивать очереди.
- Как мы проходили в школе, - вспомнил школьный учебник Миша Гофман, - царское правительство было погублено именно очередями за хлебом в феврале 1917 года.
- Откуда вам знать? - воскликнул ротмистр и направился к кабинке, но тут Кора поняла, что она пропустит все очереди, и кинулась к кабинке первой. Внутри было густо насыпано хлоркой.
Хлопнула дверь. Кора догадалась, что ушел Миша Гофман.
- Не нравится мне этот Гофман, - сказал Покревский.
- Потише, ваше благородие, - откликнулся полицмейстер. - Они могут быть заодно. Пошли снаружи поговорим.
Когда Кора вышла из кабинки, у крана никого не было. Она решила воспользоваться коробкой смелом, почистила зубы пальцем и поразилась способности людей разных эпох одинаково приспосабливаться к невероятным обстоятельствам.
