— Три корнера — пендаль! — закричали термолитовцы.
Бил Ходунов. Мяч летел сильно вправо от меня и в метре от земли. Я опять шмякнулся по-лягушечьи, но мяч отбил.
— Это самый легкий для вратаря мяч! — крикнул Коныш. — Такой нужно брать намертво.
Сам он и вправду взял несколько трудных ударов, но счет рос в нашу пользу.
— Вы толкаетесь! — крикнул вдруг Ходунов, хватая мяч руками. — Я за это пендаль буду бить.
— Где толкнули, оттуда и бей, — сказал ему Вава.
— Пусть пендаль бьет! — закричал я.
— Пускай его, — согласились наши.
— Я ударю! — прибежал Коныш.
Снял перчатки, передал Ходунову, остановил мяч, отошел и вдруг вернулся, чтобы опять поправить мяч, но вместо этого ударил.
Стукни он посильнее, я не успел бы с броском, но Коныш бил без разбега, а меня словно тыркнули снизу. Взбрыкнул ногами и упал на мяч, который подкатывался к левой штанге. Я тотчас вскочил. Рукой бросил мяч Ваве, и он от нашей штрафной площадки рубанул по пустым воротам.
— Не считается! — закричали термолитовцы.
— Это почему же?
— Уходим, ребята! — скомандовал Коныш, подбирая мяч.
Наши заулюлюкали, засвистели.
— И с «Химиком» вашим то же самое будет! — надрывался Егор.
6
Ребята моей победоносной команды повалились на траву.
— Хорошо! Ох, хорошо! — задрыгал ногами Толяна. — Теперь бы пожрать. Картошечки бы со свежими огурчиками. — Встал на ноги и на руки: — Мяу! Кто за мной? Тут есть один приличный огородик. Мяу-мяу!
Я вдруг увидал, что грозный Вава смотрит в сторону. Оказывается, не он заводила. Теперь командовал Толяна, на которого я запросто покрикивал во время игры: «Прикрой правого! Чего рот разинул, налетай!»
Но Толяна, видно, на меня не обиделся.
— Шипана, за мной! — крикнул он, кривляясь, и увел за собой Егора и Генку.
Генка Смирнов скоро вернулся, без рубахи. В рубахе он нес наворованную картошку.
— Пошли отсюда, чтоб Толяне не мешать, — сказал он.
«А что же за парень Смирнов?» — думал я, шагая за ребятами.
Устроились за стеной кустарника в пойме. Я подсел к Смирнову. Голова у него была как одуванчик: волосы белые, тонкие, сквозь них просвечивало розовое темечко.
— Ты «Остров сокровищ» читал? — спросил я.
— Не! — сказал Смирнов, перекусывая травинку.
— А «Капитана Гаттераса»?
Он отрицательно мотнул головой.
— И «Робинзона Крузо»?
— Чего ты пристал? — Смирнов откатился от меня, лег на рубаху, подставив солнцу утиную грудь с конопушками.
— Чтец! — хихикнул кто-то из мальчишек, ткнув в меня пальцем. — Профессор!
Ребят охватила буря веселья.
— Я «Гаттераса» читал! — громко сказал Вава. — У меня во какая книжечка есть! «Хроника времени Карла IX», про дуэли!
— Хочешь, я дам тебе «Князь Серебряный» или «Принц и нищий», а ты мне дашь «Хронику».
— Лады! — согласился Вава.
— У моей бабки в тридцатой казарме целый сундук книгами набит, — сказал вдруг Смирнов.
Я не сдержал радости:
— Ой, принеси!.. А чего тебе нужно отдать за эти книги?
— Чего? Да ничего.
— Рупь возьми! — закричали ребята.
— Не! — сказал Смирнов. — Эти книги ненужные. Стихи всякие. Может, они и тебе не нужны?
— Нужные! — прошептал я.
— Ты будешь стихи читать? — не поверил Смирнов.
— Буду.
— Психический! — весело определили мальчишки. — Может, ты и наизусть знаешь?
— Знаю.
— Которые в учебнике, всякий дурак знает, — зевнул Смирнов.
— Я и другие знаю.
Дым папиросный качнулся, замер и загустел.
Частокол чужеземных винтовок криво стоял у стен.
Кланяясь, покашливая, оглаживая клок бороды,
В середину табачного облака сел Иган-Берды.
Пиала зеленого чая — успокоитель души —
Кольнула горячей горечью челюсти курбаши.
Носком сапога покатывая одинокий патрон на полу,
Нетвердыми жирными пальцами он поднял пиалу.
Ребята слушали, и я дочитал длинное стихотворение до конца.
— Ты принеси Яване книжки, — сказал Вава Смирнову. Тот утвердительно мотнул головой.
— А что такое казармы? — спросил я.
— Дает! — изумились мальчишки.
— Это большие дома, — объяснил Вава. — Их Морозов строил, фабрикант.
— В казармах — во! Житуха! — чиркнул ладонью по горлу Смирнов. — На казарменских уж никто не задерется.
— Попробуй задерись на них!
— В одной Самомазке тыщи три живет народа.
— А в семьдесят девятой? Тоже небось тыща.