В квартире у Вали он был впервые, чаще встречались у подъезда. Да еще папа ее, который полковник, глаз с него не сводит, изучает. Правда, он сегодня не в форме, а в домашней пижаме. А вдруг как гаркнет сейчас:
– Сержант Фролов! Кругом! Из квартиры шагом марш!
Так вот почему лицо полковника показалось Андрею таким знакомым! Ведь он его уже видел вместе с Валей в Клубе милиции, на 23 февраля.
Молчание затянулось. Желая прервать его, папа Вали кашлянул в кулак:
– Меня Петром Вениаминовичем зовут.
– Андрей, – зачем-то представился сержант, забыв, что полковник уже знает его имя.
– Значит, с дочерью знаком?
– Знаком, – кивнул Андрей.
– Давно я хотел на тебя посмотреть. Дочка мне все уши о тебе прожужжала.
– Вы уж и так дырки на мне прожгли, – еще больше смутился Андрей.
– Ну да, приходит кавалер, а у самого пистолет в кармане.
Вот черт глазастый! Узрел-таки! Взгляд наметанный, профессионал.
– Так неспокойно на улицах вечерами! Я же о дочери вашей забочусь, не обидел бы кто…
– Это похвально, по-мужски. Однако пистолетик не зарегистрирован, и носить его не положено. Ладно, мы тебе по какому-нибудь случаю именной подарим – от лица службы. Будешь носить со всем основанием.
– Хорошо бы!
В этот момент из коридора выпорхнула Валя, и у Андрея от восхищения перехватило дух. Хороша девка! При фигуре, в крепдешиновом синем платье, в приталенном пиджаке с накладными плечами – по моде. Общее впечатление дополняла черная лакированная сумочка, которую она держала в руках.
– Я готова!
Валя крутанулась на одной ноге, явно желая показать обновки и понравиться в них.
– Вертихвостка, – покачал головой полковник.
Но сказал он это ласково. Андрей не ожидал, что у сурового полковника можно услышать в голосе такие нотки.
Он поднялся со стула.
Валя вышла в коридор, а полковник, воспользовавшись моментом, показал Андрею кулак:
– Обидишь дочку – пришибу!
Кто бы сомневался! Да разве Андрей мог обидеть такую замечательную девушку? Он сам за нее любому горло перегрызет.
Аттракционы в парке Горького еще не работали – их обычно запускали к празднику Первомая. Но мороженое уже продавалось.
– Хочешь? – поинтересовался Андрей.
– Нет, холодно. А ты разве знаком с моим папой?
– На службе пересекались, он приезжал в отделение.
Андрей не стал говорить Вале о том, что ее отец приезжал в отделение для того, чтобы вручить ему грамоту и премию – еще сочтет за хвастовство.
Мимо проходила пара – молодой парень с девушкой. На пиджаке парня поблескивали три медали.
Валя проводила их внимательным взглядом:
– Видимо, хорошо воевал. У моего папы тоже награды есть. А у тебя?
– И у меня. Я же не в тылу отсиживался.
– Да? А почему тогда не носишь? Даже на празднике, в День Советской армии – ну там, в клубе, у тебя на груди ничего не было.
– Пиджак пожалел – дырки делать надо.
– Смешной ты! Есть чем гордиться, а ты не носишь.
– Ты знаешь, в тылу, на заводах, люди до изнеможения работали. Я как-то с полком новое вооружение получал и видел – подростки за станками стояли. Сам маленький, ящик под ноги подставляет, чтобы со станком управляться. Разве он не герой? А у него – ни ордена, ни медали.
– Несправедливо, конечно.
Видимо, Вале хотелось, чтобы ее кавалер был при наградах. Вдруг знакомые увидят, им сразу понятно будет – боевой парень, отмечен за геройство. А по мнению Андрея, нашивки за ранения не меньше наград говорили о человеке. Впрочем, он и нашивок на пиджаке не носил.
В общем, день удался на славу.
Уже вечером, в подъезде Валиного дома они целовались до самозабвения, аж губы припухали. Андрей оторваться не мог от Вали – губы нежные, сладкие.
Он никогда раньше не целовался. Школа, фронт, одни мужчины вокруг. Женщины если и были – медсестрички, связистки, так они от солдат носы воротили, на офицеров посматривали. Солдат сегодня жив, а завтра в рейд ушел и пропал. У офицера шансов выжить на войне больше – если он не взводный, да и денежный аттестат роль играл.
Он довел Валю до дверей квартиры и почти бегом заторопился домой. Времени уже было двадцать три часа, пока доберется – полночь, и надо успеть выспаться.
Между тем по Москве пошли непонятные убийства. Ориентировки приходили едва ли не каждый день. Убивали и мужчин и женщин, причем убитых не грабили, а женщин не насиловали. Казалось бы – какой смысл убивать?
