Вот «кодекс морали и этики» темного дельца Александровского, арестованного и осужденного за расхищение народного добра. Свою «философию» он сформулировал в нескольких параграфах, каждый из которых выражает предел бесстыдства и наглости, чуждых нам взглядов на жизнь. «Идеалы — чушь. Помни, что главное в жизни — деньги. Все остальное приложится» — гласит одна из записей в его дневнике. Не лучше и другие «афоризмы». «Честность — донкихотство. Она смешна». «Совесть должна быть гибкой и всегда служить тебе, а не другому. Никогда не говори этого вслух, но всегда помни об этом». «Вместо «наворовать» говори «заработал» или в крайнем случае «имел». «Взятка — нехорошее слово. Бери и давай, но называй это «взаимной помощью…»
Такие же взгляды исповедовал некто В. Дербенев. Этот хлыщ рос и воспитывался в обеспеченной семье, вел себя невыдержанно, высокомерно, советы родителей не слушал, грубил «своим предкам», а иногда высказывал резкие и чуждые взгляды. Но ему не перечили. В глазах родителей он был «вундеркиндом», «чудо-ребенком», и они исполняли все его прихоти и капризы. Он считал, что ему все позволено, разрешено, и никаких сдерживающих начал не признавал и признавать не хотел.
Высокомерие, презрение к труду и эгоизм с особой силой стали проявляться у Дербенева тогда, когда он с помощью родителей поступил в институт. Полагая, что является из ряда вон выдающейся личностью, заниматься не хотел. Не удивительно, что в его зачетной книжке стояли в основном тройки да двойки. Тем не менее к товарищам и преподавателям относился с пренебрежением.
В конце концов Дербенев понял, что умом не сможет выделиться среди товарищей. А выделиться ему хотелось во что бы то ни стало. Самый легкий путь к этому — броская одежда, экстравагантные суждения по вопросам литературы и искусства.
И вот он уже «штатный» слушатель передач «Голоса Америки» и других зарубежных радиостанций, со слезой в глазах напевает мотивы джазовой музыки. Наконец стал увлекаться «стильными» танцами. По этому поводу даже написал стихи «Танцуем твист» и «Рокк-твист-буги». Свое отношение к этим танцам выразил следующими словами: «Джаз, джаз, джаз! Я иногда хочу под слитный твой аккорд, ломая мебель, бросить к твоим ногам весь мир!» В его записной книжке появились такие «исторические» афоризмы: «Если человек не любит джазы, он не любит музыки», «Вопрос о джазе — наиболее актуальный вопрос в нашей стране».
На вечеринках Дербенев уже величал своих собутыльников не иначе как «господа», а себя и всех, кто входил в его компанию, лучшими представителями так называемой «золотой молодежи».
В поисках иностранцев Дербенев шнырял по вокзалам, музеям, выставкам. В его записной книжке появились адреса «знакомых», проживающих в, Вашингтоне, Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лондоне… Это были «мистеры» и «мисс», у которых он, не заботясь о своем самолюбии и гордости советского человека, выклянчивал подтяжки, чулки, жевательную резинку. Но однажды, как он выразился, ему «подфартило»: престарелая англичанка и ее сын подарили ему «за услуги» костюм, и не просто костюм, а с разрезом сзади.
— Но это не подачка, — протестовал он, когда его упрекнули в крохоборстве. — Я это честно заработал, будучи гидом у миссис Смит и ее сына, когда они были на экскурсии и осматривали достопримечательности Русского музея.
Но даже этот прожженный стиляга не рискнул рассказать, чего ему стоило «заработать» иностранную тряпку. Дело в том, что миссис Смит, уходя из музея, забыла в вестибюле поношенные туфли. Чтобы выслужиться перед ней, он с находкой под мышкой под проливным дождем обегал все гостиницы Ленинграда. И нашел-таки владелицу туфель! Изображая на лице умиление и величайшую покорность, вручил туфли миссис Смит, не забыв напомнить об оплате его любезности.
Иностранную джазовую музыку Дербенев не только слушал сам, но и пропагандировал ее, делая на этом «бизнес». Приобретенные у иностранцев пластинки и записи, сделанные на магнитофоне, втридорога перепродавал своему брату-«чуваку».
Между тем его связи с иностранцами продолжали развиваться. «Друзья» из-за кордона не только слали ему пластинки, каталоги и литературу, но и писали ему письма, в которых проявляли интерес, где и кем он работает, чем увлекается, где работают его родители, есть ли у него родственники, в том числе братья и сестры. Взамен своих посылок с идеологическим барахлом просили его прислать некоторые новинки нашей литературы. Их интересовали, в частности, произведения, рисовавшие советскую действительность в искаженном виде.
