Джессеми разрывался между осуждением поступка своего младшего брата и тайным восхищением его дерзостью, он принял возложенные на него обязанности надзирателя, но ограничился (к большому удивлению провинившегося) лишь мягким упреком. Хотя он и принял решение не терять напрасно времени в Лондоне, его частенько посещало желание отбросить свои книжки и предаться хотя бы некоторым из тех многочисленных развлечений, что предлагала столица. Задание Фредерики вооружило его неопровержимой уважительной причиной для уступки своим тайным желаниям; и хотя он протащил Феликса триста сорок пять ступенек вверх по Монументу[2], это была первая и последняя образовательная экскурсия в ту памятную неделю. Поскольку Феликс разузнал, что новый Монетный двор с его мощными паровыми двигателями и газовым освещением можно посетить только при особой рекомендации, он был согласен и не на такие познавательные развлечения, как показ львов и тигров на Эксетерской бирже, водное представление в театре Сэдлерс Уэллс, шумная мелодрама в Суррейским театре и боксерский матч на Файвз-Корте, на улице Св. Мартина. Но тут Джессеми заела совесть, и он решил не водить Феликса на цирковое представление или на петушиные бои. Но так как самым волнующим зрелищем в его жизни стали сцены из Шекспира, разыгранные как-то на Рождество в доме его крестного отца, он склонился в пользу мелодрамы и остался глух к голосу совести, которая нашептывала, что неокрепший разум Феликса подвергается риску. Когда же он увидел компанию, собравшуюся в Файвз-Корте, он уже не мог не услышать истошных воплей своей совести о том, что, приведя брата в эту обитель греха, он и сам рискует стать жертвой испорченных лондонских соблазнов. Такие отвлекающие средства, как собор Св. Павла или Тауэр, были категорически отвергнуты Феликсом, и тогда Джессеми предложил очень удачную идею — прокатиться на пароме от Пэддингтонской бухты по Большому соединительному каналу до Акхбриджа. Феликсу пришлось бы совершить это путешествие (которое после пароходной авантюры представлялось ему сомнительным удовольствием), если бы Джессеми не вычитал в путеводителе о существовании Прекрасной Купальни. Этот просторный крытый бассейн, с лужайкой для игры в шары, библиотекой и прудом с рыбками, находился в Мурфилдсе, за Бетлехемской лечебницей. Джессеми, уже начинавший узнавать Лондон, подозревал, что, судя по расположению купальни, это не самое фешенебельное место, а когда выяснил, что раньше она именовалась Опасной Купальней из-за несметного количества утонувших в ней, его сомнения, естественно, сразу же отпали. Он намеревался отправиться туда, твердо решив не позволять Феликсу нырять, пока сам не убедится (на себе), что это безопасно. Но так как Опасная Купальня уже давно была переоборудована в совершенно безопасное место и к тому же была пуста в этот ветреный весенний день, то братья благоразумно рассудили отложить плавание до открытия купального сезона.
Феликс, конечно, рассказал дома о Прекрасной Купальне и о том, что они с Джессеми собираются туда в теплую погоду, но, оставшись наедине с братом, заявил, что не хотел говорить сестрам о посещении Файвз-Корта.
— Знаешь этих девчонок! — сказал он. — Сразу начнут визжать, как будто нам повредит, если мы посмотрим на хорошую драку!
Эти легкомысленные слова стали последней каплей для его совестливого брата. Они заставили Джессеми убедиться в том, что он не зря жалел о посещении Файвз-Корта и Суррейского театра, да еще спровоцировал Феликса на обман. Лицо его приняло суровое выражение, характерное для представителей его семьи, взгляд ожесточился, губы вытянулись в нитку.
— Не надо было водить тебя туда, и об этом я собираюсь сказать Фредерике. Не в драках дело, а в том, что мы находились с такими — среди этих — ну, в общем, не важно, но тебе нечего было делать в таком месте!
— Да ну, ерунда, Джесси! — поддразнил его Феликс.
Он приготовился к потасовке, но хотя глаза Джессеми и сверкнули, он проигнорировал оскорбление и отвернулся.
Фредерика, когда он мужественно признался ей во всем, отозвалась весьма миролюбиво. Она не считала, что двенадцатилетнему мальчику опасно смотреть волнующие мелодрамы или кулачные бои. Даже когда Джессеми сообщил, что в спектакле были места решительно безнравственные, она сказала рассудительно: