— Держите меня! Держите меня!
— Держу, не бойся! — сказал Алверсток, протягивая руку за соляным раствором, который он приготовил при первом же признаке беспокойства. — Теперь ты в полной безопасности.
Он приподнял голову Феликса и поднес стакан к его губам.
— Выпей это! Открой-ка рот!
— Где Фредерика? — спросил Феликс, капризно отворачиваясь.
Однако он подчинился приказным ноткам в голосе Алверстока, когда тот снова сказал ему:
— Феликс, открой рот! Давай! Делай, что тебе говорят!
Алверсток, у которого, хотя и не было опыта в уходе за больными, не дал мальчику увернуться и безжалостно влил лекарство ему в горло.
Феликс подавился, но после выступивших от обиды слез, похоже, стал соображать яснее. Алверсток опустил его на подушку и уложил больную руку.
— Так-то лучше! — сказал он.
— Где Фредерика? — повторял Феликс.
— Она скоро будет, — обещал Алверсток.
— Она нужна мне сейчас! — настаивал Феликс. — Позовите ее!
— Хорошо, она придет.
Воцарилась короткое молчание. Алверсток подумал, что Феликс опять засыпает, но в тот момент, когда он собирался отойти от кровати, заметил, что мальчик смотрит на него, пытаясь сосредоточиться. Ему это, очевидно, удалось, потому что он прошептал со вздохом облегчения:
— Ах, это вы? Не уходите!
— Я с тобой.
— Пить!
Алверсток снова приподнял его. Он с удовольствием проглотил ячменный отвар, и на этот раз, когда опустился на подушку, сразу заснул.
Это был тревожный сон, к тому же недолгий. Он, вздрогнув, пробудился, и какие-то несвязные слова слетели с его губ. Феликса, очевидно, мучил какой-то кошмар, в который через некоторое время проник голос Алверстока. Тогда он сказал рассеянно: «Кузен Алверсток», но через секунду застонал, что замерз. Маркизу это показалось обманчивым ощущением, так как рука, схватившаяся за его руку, была сухая и горячая. Он стал его успокаивать, и это подействовало благотворно: какое-то время Феликс лежал тихо, но не закрывал мутных глаз. Вдруг он испуганно проговорил:
— Это не моя комната! Почему я здесь? Мне тут не нравится! Я не знаю, где я!
Маркиз спокойно произнес:
— Ты со мной, Феликс.
Он сказал это инстинктивно, проговорил первые слова, какие пришли в голову, и чуть позже осознал, что они довольно глупы. Но вглядевшись в него, Феликс улыбнулся и сказал:
— Ах да! Я забыл! Вы не уйдете, нет?
— Конечно нет. Закрой глаза! Тебе нечего бояться, обещаю тебе.
— Да, конечно, пока вы здесь, я не упаду, — пробормотал невнятно Феликс. — Я знаю это!
Алверсток ничего не отвечал и скоро с облегчением увидел, что мальчик засыпает. Осторожно высвободив руку от ослабевших пальцев ребенка, он отошел поправить свечу, чтобы ее мерцающий свет не падал на лицо Феликса. Ему казалось, что тот заснул более спокойно, но его надежда не оправдалась. Дальше, это было ясно даже ему, неискушенному в таких случаях, Феликсу становилось все хуже и хуже, его лицо горело, а пульс стал частым. Иногда он дремал, но эти передышки были очень недолгими, а когда просыпался, то все время находился в состоянии лихорадочного возбуждения, граничащего с бредом. Казалось, он страдает от сильной боли; в один из светлых промежутков он пожаловался, что у него «болит все», но когда Алверсток дотронулся до незакрытой бинтами части лба, тот был рад, когда он убрал руку.
— Это не моя рука! — сердито сказал Феликс.
Вторая доза микстуры принесла некоторое облегчение, но Алверсток уже не раз собирался разбудить Джадбрука и послать за доктором. Только последние слова доктора Элкота, предупреждающие о возможной лихорадке, и мысль о том, что он еще мог возвращать мальчика к памяти, удерживали его.
К утру жар немного спал, но боль оставалась. Феликс тихо плакал и стонал:
— Фредерика! Фредерика!
В пять часов маркиз услышал в коридоре скрип осторожно открывшейся двери и поспешил из комнаты, чтобы перехватить Джадбрука, который проходил мимо на цыпочках с башмаками в руке.
Джадбрук был потрясен, узнав, что Феликсу стало хуже. Он пообещал послать к доктору в Хемел-Хемпстед одного из своих рабочих, говоря, что это всего в четырех милях и парень верхом доберется в два счета. Он взглянул на Феликса и, услышав, что нужен еще ячменный отвар, осмелился предположить, что чашка чая пошла бы ему на пользу. Маркиз засомневался, но Феликс, который казался спящим в тот момент, сказал слабым голосом, что хотел бы чаю, так что он кивнул Джадбруку.
