От визга Блонди у присутствующих заложило в ушах. Ведьма лихо кружила по комнате, только теперь уже задом
наперед. Мужчинам приходилось то и дело пригибаться, чтобы не получить от нее сапогами по голове.
И только Черный Монах продолжал безучастно собирать свои камешки и нанизывать их на шелковую нить.
Кончилось все тем, что Блонди приземлилась ему на спину. Под монашеским одеянием оглушительно затрещали старые кости, из рукавов повалил дым.
Блонди в испуге отскочила в сторону.
На полу возле ее ног бесформенной грудой лежал пустой балахон.
— Черт возьми, что я наделала! — схватилась она за голову.
Шелти молча подцепил продолжающее дымить одеяние и для верности тряхнул им в воздухе. Все ждали, что оттуда вывалится если не череп, то хотя бы берцовая кость. Но, кроме четок, ничего больше не выпало.
— Ну и для кого он их собирал? — с сарказмом проговорил Шелти, взвешивая на ладони переливающуюся горстку драгоценных камней.
— Для себя, сын мой, — ответил бестелесный голос из капюшона. — Для себя. Не думайте, что от меня можно так просто отделаться.
И в тот же миг балахон наполнился своим прежним содержимым.
— Откройте кто-нибудь окно, — сказал Черный Монах. — Пусть выветрится дым.
Египетская мумия отправилась выполнять его смиренную просьбу.
Шелти, не говоря ни слова, протянул монаху четки.
— Благодарю, сын мой, — тот повернулся к Блонди и просвечивая ее своими глазами-углями насквозь, мягко заметил: — Дочь, моя, вы действительно самая настоящая ведьма. Простите мне мои нелепые подозрения. Ибо не та женщина есть ведьма, что умеет летать, но та, которая способна оседлать мужчину.
Блонди лукаво улыбнулась, оправляя на себе блузку.
— Я не зашибла вас, падре?
— Позвоночник слегка ноет, — честно признался монах. Бухнатон запустил руку под бинты и, вытащив на свет из
глубины своего живота фигурную бутылку, протянул ее Черному Монаху:
— Отхлебните немного, и все пройдет.
— Что это?
— Египетский бальзам. Лучшее средство от любого недуга. Черный Монах приложился к бутылке.
— Мне тоже что-то нездоровится, — сказал Шелти, подходя поближе.
Но Бухнатон уже спрятал бутылку обратно под бинты.
— Без этого бальзама я давно бы превратился в пыль, — просипела мумия.
По гостиной, задевая огоньки свечей, бродил свежий ночной ветер. Дождь за окнами давно кончился. Было слышно, как в саду шелестят листвой влажные деревья.
Вдруг в раскрытое окно впорхнула большая летучая мышь.
— Крыса! — в ужасе воскликнул Призрак Оперы.
— Убейте же ее! Убейте! — завизжала Блонди.
От порыва ветра окно в гостиную захлопнулось, отрезая летучей мыши путь к отступлению.
Фредди Крюгер запустил в нее перчаткой. Отточенные, как бритва, лезвия чуть было не проткнули ей крыло, но в последний момент мышь увернулась, и ножи вонзились в оконную раму.
— Маргарита, нет прощенья! Погибла ты! — вскричал Призрак Оперы.
Он выхватил из сапога хлыст и стал хлестать им по стенам, надеясь сбить мечущееся по комнате существо. Он ловко обращался со своим оружием, но летучая тварь была проворнее. Только один раз Эрику удалось ее задеть самым кончиком хлыста, и тогда мышь пронзительно вскрикнула от боли.
Призрак Оперы разбушевался не на шутку. Гостям приходилось проявлять незаурядную ловкость, чтобы уворачиваться от его дьявольской плетки. Больше всех досталось египетской мумии. Но ее спасали бинты.
— Остановитесь, сын мой! — сказал Черный Монах. — Ибо настал мой черед.
Призрак с заметной неохотой перестал размахивать хлыстом.
Из рукавов монаха к летучей мыши потянулись удлиняющиеся руки с растопыренным пальцами. Он попытался схватить ее прямо за голову, но мышь цапнула его за палец. Монах с воплем одернул руки. Однако он не собирался так просто отступать. Развязав у себя на груди шнурок и распахнув ворот балахона, он стал выламывать из своего скелета ребра и швырять ими в крылатую тварь. Из его фосфорицирующих костей в сумраке гостиной возник настоящий фейерверк.
Под впечатлением его находчивости фараон Бухнатон потянулся было к своему животу, чтобы запустить в летучую мышь бутылкой, но, когда бальзам оказался у него под носом, передумал и, отхлебнув глоток, спрятал бутылку обратно.
