Или ты думаешь, я попал сюда другим путем? Скажи каким. Я посмеюсь.
А то вместе мы давно с тобой не смеялись.
Уже по моему бодрому тону ты наверняка догадалась, что мне полегчало. В городе Лехе на четырехкилометровой почти высоте жить можно вполне. Я тебе уже сказал про аппетит? Так вот, он у меня появился. Акклиматизация проходит успешно. И не только у меня, у всех у нас – и у Любы, и у Командора, и у нашего с тобою биографа. Трех дней – выше горла на дело такое. Завтра прокатимся по монастырям, послезавтра махнем на священное озеро Пангонг, а там дорожный перевал свыше пяти километров.
Завтра, вчера. Позавчера, послезавтра.
На самом деле здесь что-то творится со временем. Ощущаю сплошное сегодня.
Бродили по городу весь день.
Ну да, Лех. Это Лех. А во времена трансгималайской экспедиции (и раньше) называли по-русски: Ле.
Нищих, не думай, немного, почти нет.
Плоские крыши. Горы как будто проросли домами-коробками.
Низкорослые коровы, пасущиеся на помойках. С раскинутыми лапами собаки, спящие в дорожной пыли. Вода, бурлящая в канавах вдоль улиц. Узкие проулки-проходы. Ступени вверх, ступени вниз.
Ступы. Нет, Франсуаза, к Бабе Яге они отношения не имеют. Это сакральные сооружения. По форме что-то среднее между пирамидами и обелисками. Их тут несметное число. Символы. Не буду врать чего, но не ошибусь, если скажу, что всего Мироздания. Типа того. Или тебе этого мало?
Самая большая – размером с дворец и расположена на горе. А есть и такие, что мне по колено. Видел я их.
Сакральные сооружения соседствуют с атрибутами светскости.
Вывески, извещающие на своеобразном английском об исключительных достоинствах ресторанов, салонов красоты, гостиниц и о запрете под страхом крупного штрафа (100, и не рупий, а долларов – значит, относится к иностранцам) уринировать на улицах города.
Пустые пространства королевского дворца (к нему еще надо суметь подняться), дверные проемы в пустоту помещений, там темнота, жалко, что не взяли фонарики.
Первые этажи главных улиц города – торговые лавки. Хозяева зазывают к себе, безошибочно выбирая нужный язык. В нас они сразу распознают русских. Сначала выкрикивают: «Привет!» На ответный привет следует «как дела?». Услышав (или не услышав) русское «хорошо», произносят главное: «Заходи – посмотришь!»
Нам с тобой, Франсуаза, не довелось побывать в Египте, но Люба сказала, что там то же самое. Там, сказала Люба, торговцы сразу выдают весь запас русских слов и выражений – знойным летом будто бы можно услышать «с Новым годом!», – но в Лехе с Новым годом нас никто не поздравил.
Если вступить в разговор с хозяином лавки, он перейдет на английский и немедленно сообщит, что у него много русских друзей. Он скажет, что приехал с Гоа, – и это сообщение как сертификат: все знают, что Гоа едва ли не русская колония.
В Гоа мы с тобой тоже не были, но я готов поверить Командору: делать там нечего.
Странно, но за эти три дня мы еще не встретили в Лехе ни одного русского, нам сказали, наверное, еще не время, переберутся чуть позже, когда в равнинной Индии начнется сезон дождей. То, что наши соотечественники намерены предпочесть горный Лех прибрежному Гоа, не на шутку расстроило Командора. Его вообще обескураживает количество туристов. Десять лет назад, когда он оказался в Лехе, ничего подобного не было.
На тибетском базаре, сравнительно небольшом, провели около часа. Обходили прилавки, лотки. Здесь тоже все рассчитано исключительно на туристов. Люба купила слона, выточенного из кости яка (хотя, на мой взгляд, слону было бы пристойнее быть из слонового бивня). Говорят, в Индии не осталось почти что слонов. Да ладно, откуда слоны в Малом Тибете? Наш с тобой биограф положил глаз на смеющегося Будду. Взвесил на руке, поставил на место. Вырезан из сандала и правда смеется. Командор с видом знатока сообщил, что это не смеющийся Будда, а если смеющийся, то не Будда, а если Будда, то не смеющийся, потому что смеющийся Будда – это другая традиция, это Китай, а не Малый Тибет. Кто-то другой, сказал Командор. Тогда наш с тобою биограф состроил для вида кислую мину, давая понять продавцу, что чем-то фигурка его не устраивает, нам же он сказал, что этот Будда или не Будда ему необходим для работы – будучи на столе, Будда или не Будда будет будить будто бы добрые чувства (в нем самом и в посетителях кабинета). Сначала за фигурку просили семьсот рупий, биограф сторговался до трехсот. Купил. Ему завернули по-простому в газету. Что сказать? – недаром знаток человеческой психики – показывает здесь чудеса торга.
