И о нем сейчас думают они — не о вьетконговцах, не о Красных Кхмерах. О нем они говорят сейчас, за спиной командира.
Все они вызвались в этот рейд добровольцами, они сами напросились на эту вылазку в неизвестность. И эта кишащая змеями, мутная река, через которую они сейчас переправляются, служит естественной границей между двумя странами. Во Вьетнаме они всегда сумеют объяснить любые свои действия. Эта страна — сумасшедший дом, и любые действия, способствующие уменьшению количества умалишенных, — во благо. Но Сив знает, что на том берегу все будет куда сложнее. Там Камбоджа, нейтральная страна, где они не имеют права находиться, и где их без всяких разговоров поставят к стенке, если застукают.
Они спускаются по скользкому берегу, ноги вязнут в зловонной тине. Вода илистая, совсем непрозрачная. Это цвет, думает Сив, который принимают глаза человека после его смерти. Люди устали, взвинчены, угрюмы. Местные предупреждали их, что в это время года реки вздуваются и что вода будет им по шейку, но она, слава богу, пока не достигает и пояса. Это начало, думает Сив. А каков будет конец?
Внезапно Дом, который идет впереди, поскальзывается. Сив пытается подхватить брата под руку, но тоже теряет равновесие и оба они оказываются на четвереньках. Вода им под подбородок. Она переливается всеми цветами радуги, как хвост павлина. Они отплевываются и откашливаются.
Сив уже почти встал на ноги, как вдруг перед самым его носом образуется маленький водоворот, и вода моментально светлеет, светлеет, — и вот она уже почти прозрачна, и он видит, что на дне. А потом — как будто ставни в окне вдруг захлопнули — вода опять непрозрачна, и Сив, чувствуя, как тошнота подходит к горлу, не знает, верить ему или не верить в то, что на мгновение открылось его взору.
Как ни противно ему, он все-таки заставляет себя вытянуть руку и коснуться дна. Ощущение подтверждает то, что видели глаза. Его дрожащие пальцы касаются не илистого дна, не камней, а постоянно натыкаются на человеческие останки: гнилое мясо, внутренности, сухожилия и кости, объеденные дочиста речными жителями.
Задыхаясь от ужаса, он слепо бредет дальше, но его вытянутая рука прощупывает все те же предметы. И он не в силах вынуть руку из воды.
Так вот почему река обмелела! Они идут по трупам, выстилающим ее дно. Сколькими слоями они лежат? С ужасом думает Сив. Сотнями? Тысячами?
Он тупо посмотрел по сторонам. Знают ли другие, по чему они идут? Очевидно, нет, потому что Сив не видит никаких перемен в их лицах: все-та же угрюмость, усталость и взвинченность читается в них.
И вот они уже достигают берега, на котором никто не знает, что кого ждет. Но Сив знает. Сив помнит — знает и помнит из снов, вроде этого, где перемешано то, что видишь так часто, с тем, чего не видел никогда.
И из этого страшного далека он кричит, обращаясь к ним, голосом, полным ужаса.
Диана отложила книгу и, подбежав, опустилась на колени перед диваном, на котором спал Сив. Она гладила его вздымающуюся грудь, целовала покрытый холодным потом лоб. И, когда его глаза, наконец, открылись, улыбнулась ему и шепнула: «Это только сны, босс. Это только сны».
Темный взгляд Сива сфокусировался на ее лице.
— Диана, ты?
— Спи, милый, — успокаивала она. — Конечно, Диана. Ты у меня. И в безопасности.
Он вздохнул, закрыл глаза и мгновенно снова уснул.
Диана вернулась на свое место на подоконнике, но книги в руки не взяла. Она бы хотела растолкать Сива, сказать ему о своем открытии: может, это послужит переломом в расследовании. Но у него был такой усталый вид, и он был так напуган тем, что увидел во сне, когда проснулся, что она сочла за благо оставить его в покое. Утром будет достаточно времени, чтобы рассказать ему все. Она уже заранее представляла себе, какое выражение у него будет на лице, когда она покажет ему иллюстрацию в этой книге, где изображен гунсен,страшное оружие в форме веера.
* * *
Дождь опять разошелся вовсю к тому времени, как Крис вернулся к себе домой. По идее, он должен был бы чувствовать усталость, но усталости не было. Вместо нее было ощущение того, что он открыл дверь, за которой скрывается новый для него мир, хотя он не был уверен, что успел там что-нибудь рассмотреть.
