— Волшебник? — переспросил Мильо, разыгрывая удивление. — Вы уверены? Я тоже слыхал, что он умер.
— Позвольте заверить вас, что он живехонек. Поначалу я ликовал, когда он появился. Как-никак лестно работать с живой легендой. Но это было до того, как я узнал его поближе. Теперь, честно говоря, я думаю, что это сумасшедший.
Мильо изобразил на лице крайнее удивление.
— Зачем вы это мне говорите? — Он вполне сознавал, что находится в весьма щекотливом положении. Ему ни в коем случае нельзя давать Логрази возможности заподозрить, что его квартира находится под его наблюдением.
— Этот Вергилий — или Волшебник — одержим манией убийства. Вы высказали несколько здравых соображений насчет Сирик. Я их повторил ему слово в слово, но он и слушать не желает. Говорит, что у него карт-бланш от директора на любую инициативу. И он хочет, чтобы Сутан Сирик и Кристофер Хэй были ликвидированы.
От пруда подымался туман, густой, как пыль. Он превратил садик вокруг них в нечто призрачное, заполненное зловещими силуэтами. Логрази провел рукой по влажным волосам.
— Мильо, вы наверняка пересекались с Волшебником во время работы в Юго-Восточной Азии. Что вы можете сказать о нем?
— Это был очень рисковый человек, — честно признал Мильо. Логрази кивнул в знак согласия. — Как и вы, я был весьма наслышан о нем. Кто знает, сколько из этого сказанного соответствовало истине? Лично я контактировал с ним только один раз, так что я знаю его в лицо, чего не могут сказать о себе большинство людей, которые знают о нем.
— Как видите, сейчас вы бы его не узнали, — сказал Логрази. — Его собственная семья, если бы у него она водилась, не узнала бы его. Над его лицом в течение полугода трудилась целая команда хирургов, специализирующихся по пластическим операциям. Насколько я понимаю, они раскроили его лицо и сшили его совсем по-новому.
— Возможно, — согласился Мильо. — Но даже если это так, они не затронули его мозг. Внутри своего нового фасада он остается все тем же человеком, каким был во время войны. Так что у вас есть весьма серьезный повод для беспокойства.
М. Логрази повернулся спиной к пруду, кажущемуся на расстоянии серым и безжизненным, как изображение воды на куске папье-маше, по которому проложена игрушечная железная дорога.
— И вы правы в своих догадках. Я не имею никакого отношения к мафии. Я из ЦРУ. И Волшебник тоже. Сейчас он хочет слинять оттуда. Его уговорил вернуться директор, но, похоже, ему теперь у нас не нравится. Кто знает? Может, никогда не нравилось. Так или иначе, он хочет порвать с ЦРУ сам и меня заставляет. Даже не знаю, что делать. Присоединяться к нему равносильно самоубийству. А если откажусь, боюсь, что Волшебник убьет меня.
— Ну и как же вы думаете поступить?
— Понятия не имею. Да и времени на размышление у меня не много. — В глазах Логрази была пустота.
— А если на него настучать?
Логрази улыбнулся страшноватой улыбкой, в которой вовсе не было тепла.
— Вы себе представит, не можете, каким уважением он окружен у нас. Если он будет все отрицать, мне никто не поверит. А когда разберутся, будет уже поздно.
— Вы знаете о его планах?
— Пока нет. — Логрази вытер лицо: оно было уже мокрое от дождя. — Он мне ничего не скажет, пока я не дам своего согласия присоединиться к нему.
У Мильо учащенно забилось сердце. Возможно, это была зацепка, за которую можно ухватиться. Шансвырваться из тисков, в которые его загнал Волшебник, и даже, возможно, отплатить ему за свои муки.
— Знаете, в его планы может входить и ваше устранение, независимо от того, присоединитесь вы к нему или нет. — Мильо лихорадочно соображал, пытаясь продумать ситуацию на восемь или девять ходов вперед. Ему надо во что бы то ни стало выяснить, что у Волшебника на уме, и сейчас, он, кажется, придумал способ, как сделать это. — Исходя из этой предпосылки, могу предложить вашему вниманию третий путь, — сказал он. Логрази резко повернулся к нему.
— Какой? — Его реакция была такой мгновенной, что Мильо даже почувствовал к нему жалость. Человек действительно тонул.
— Притворитесь его союзником во всем. Это даст вам возможность отдышаться, и вы сможете написать доклад вашему начальнику, в котором Вергилий будет обличен не вашими словами, а своими делами, которые, по-видимому, будут весьма предосудительными.
