В Париже на днях достался большой успех на долю новой книги, касающейся русской истории. Книга эта называется «Le Roman d'une impératrice. Catherine II de Russie». Автор её – K. Валишевский (Waliszewski). Это большой том в 600 страниц, составленный на основании неизданных архивных документов, мемуаров, переписки великой русской императрицы и массы печатного материала, причем обширная литература предмета, русская и заграничная, известна автору в её мельчайших подробностях. С эрудицией автора счастливо сочеталось его писательское дарование, уменье рассказывать живо и занимательно. Поэтому и труд Валишевского в результате оказался не столько хронологической историей событий царствования Екатерины II, сколько историей самой государыни, как правительницы и как женщины. В первой части этого труда рассказывается о детстве Екатерины II, её браке, воспитании в России, жизни при дворе в бытность её великой княгиней и о вступлении на престол. Вторая часть посвящена характеристике императрицы, её идей и принципов, её искусства управлять обширным государством, её внешней и внутренней политики, вкусов литературных, артистических и научных, её писательской и педагогической деятельности, личной и семейной жизни. Все это читается, как настоящий роман, и в итоге получается яркий образ гениальной государыни. То, что подробно изложено в книге Валишевского, вкратце можно резюмировать в нижеследующих чертах, отмеченных автором в жизни и деятельности Екатерины II.
Еще будучи великой княгиней, иноземного происхождения, она перевоспитала себя, усидчивым трудом усвоив себе, как гений той нации, которою она намеревалась некогда управлять, так и элементы западной культуры, которые Петр I старался привить на Руси. Она научилась русскому языку, пользуясь уроками Ададурова и беседуя с старыми дамами из своего штата. Историю и политику изучила она, читая Вольтера и Монтескьё. Она читала также Брантома и Бейля и извлекла из этого чтения познания, которыми сумела потом воспользоваться. Правительство, министры государства и иностранные дипломаты перешли на её сторону, армия также кончила тем, что обратила на нее свои взоры. С необычайным счастьем, каким, кажется, никто не мог с ней сравниться, умела она согласовать свои интересы со своими страстями, любовь с политикой и в самых капризах своего сердца или своих чувств находить могущественнейших союзников будущему своему величию.
Красота её, столь выразительная, что сделалась легендарной, доказана исторически. Но она обладала больше, чем красотой: «я нравилась, вот в чем была моя сила», говорила она так, что в этом отношении ей нечего опасаться противоречий истории.
Екатерина сама оставила моральный свой портрет. С достодолжной скромностью, отказывает она себе в «творчестве» («esprit créateur»), весьма благосклонно отзывается о кротости своего характера и добродетельной строгости своих принципов. По-видимому, прежде всего она была крайне честолюбива, обладая притом обдуманной, расчетливой смелостью вместе с гордым умом, уверенностью в самой себе и наконец отсутствием сомнений – в чем познается характерный признак расы избранников. Фаталистическая вера, впоследствии воодушевлявшая Наполеона, встретила в ней горячую последовательницу. У неё также была своя звезда, с тою разницей, что звезда эта осталась ей более верной, и едва ли Екатерине приходилось когда-либо замечать ослабление её света.
Таким образом императрица могла быть и пребывать «невозмутимой». Она и оставалась оптимисткой до конца. В то же время она была уверена, что обладает как бы безграничными властью и могуществом. Ей нравилось, чтобы и другие верили в это и охотно слушала, когда ей это повторяли. Самые утрированные восхваления и льстивые выражения по адресу её особы казались ей естественными и законными, хотя при этом она хвалилась полным отсутствием самолюбия и кокетства. Она охотно допускала, чтобы в ней видели самую обыкновенную женщину, и нисколько не сердилась на Лафатера за такое мнение. Почести, которых она требовала, должны были относиться к ней только, как к императрице Российского государства. Эту идею внушила она Европе. В этом заключалась тайна того престижа, каким она пользовалась. Обаяние, внушавшееся ею современному миру, оправдывалось и действительностью.