– Чем я могу вам помочь? – Одним-единственным вопросом Филипп Лионне утвердил свое господство в этом мире, свое право допустить ее в свои владения или выгнать на улицу. Или позволить ей войти, а потом своевольно закрыть все выходы, чтобы никогда уже никуда не выпускать.
Ее владения остались далеко позади. Он даже не знал об их существовании. Он мог бы перелететь на своем белом коне через живую изгородь в ее скромный садик, даже не заметив, что убил ее любимую черную курицу.
Разумеется, он не захочет помочь ей. Ярость на него и на саму себя окатила Магали жаркой волной, когда она осознала, что ради пустой мечты пошла на такое унижение. Унижение перед ним. Его яркая индивидуальность породила всю эту великолепную кипучую жизнь. Порядок и усердие, завоевавшие признание в каждом уголке земного шара. Ей вспомнились те журнальные иллюстрации, где так старательно пытались преувеличить его привлекательность с помощью грима, освещения и выигрышных поз.
Все те журнальные фотографии были ничто в сравнении с реальностью. Бледные фальшивые и застывшие копии. И ни на одном снимке он не смеялся.
Она не чувствовала себя Магали Шодрон, колдуньей с острова Сен-Луи, владевшей магией сотворения волшебного шоколада. Она чувствовала себя Золушкой на балу, вдруг осознавшей, что ее прекрасное платье превратилось в испачканные сажей лохмотья, а сама она – несчастная обманщица, и ей уже хотелось только выскользнуть из зала до того, как принц заметил ее.
Как же она ненавидела это чувство.
Нет, какие бы чувства ее ни обуревали, она оставалась Магали Шодрон и поэтому вместо бегства заговорила. Уверенно. Спокойно. Немного суховато, чтобы наказать его за ощущение Золушки.
– Месье Лионне?
Он протянул ей руку. Это застало ее врасплох. Она никак не ожидала от него вежливости. Или столь дружелюбного приветствия. Тем более когда от его прикосновения по ее руке мгновенно пробежала теплая дрожь, мешая восстановлению оборонительной позиции. Трепетная волна разлилась по всему телу Магали, и защитные стены ее души начали рушиться, не обращая внимания на мысленные вопли, тщетно призывающие: «Держись, держись, держись!»
– Oui. Да, вы угадали. – Его рукопожатие оказалось крепким и мягким одновременно.
В чем дело, неужели она выглядит настолько ничтожной в его владениях, что он осознал необходимость быть с ней снисходительно мягким?
Она опустила взгляд на свою руку, выскользнувшую на свободу из его ладони. Разумеется, раньше рука служила ей надежной защитой. Почему же она прежде не ощущала ничего подобного? Ее пальцы еще трепетали от прикосновения его твердой мозолистой ладони. Ощущение тепла продолжало согревать ее до тех пор, пока холодная левая рука не сжалась в завистливый кулачок.
Предложив Магали пройти в глубину помещения, он завел ее в свой малюсенький – по сравнению с обширной лабораторией – кабинет. Там повсюду громоздились книги, их башенки возвышались на его письменном столе, ряды заполняли стенные книжные шкафы – подарочные издания большого формата с прекрасными иллюстрациями по архитектуре и крошечные книжки в бумажных переплетах, на обложках которых значились славные имена, вроде Превера и Аполлинера[13]. Лэптоп притулился на краю стола, а в центре лежала какая-то отпечатанная рукопись с небрежно брошенной сверху ручкой, видимо, оставившей на странице редкие корректирующие поправки. Здесь тоже царили доносившиеся из лаборатории ароматы: клубники, абрикоса, горячих сладостей и сдобы. Живот Магали подвело от голода, о съеденной шоколадной ведьмочке уже не осталось и воспоминаний.
Он повернулся, остановившись рядом с ней у стола, отчего кабинет стал казаться еще меньше. А сама Магали показалась себе чуть ли не дюймовочкой. Даже на своих четырехдюймовых каблуках она едва доставала ему до плеча.
До его широких плеч. Он был не просто высоким. Он был внушительным и крупным мужчиной. Крепкие руки, сильные запястья и большие квадратные ладони. Свободная поварская куртка скрывала торс, и Магали попыталась представить, что под ее полами скрывается брюшко. Хотя для мужчины с брюшком у него были слишком заостренные и четко очерченные скулы и подбородок.
