Не знаю, как Оскар Поллак принял труды, которые Кафка представил ему на суд, вызвали ли они у него такое же восхищение, как у меня, когда я читал их в первый раз. Интересы Оскара Поллака находились совсем в других плоскостях, чем интересы Кафки, погруженного в свой фантастический микромир. Лично мне нравилась необычность и новизна интересов Франца. Первый друг его юности, так скоро покинувший Прагу, совершил великие дела во славу науки. Кафка хотел общения и писал: «Ничего нельзя сделать без другого человека», «Стать отшельником ужасно»; и в полемике, которая затрагивает каждого, можно произнести проповедь против «Крота», который стал символом позднего периода творчества Кафки. «Я знаю, что есть пара глаз, которая наблюдает за этим, и все от этого становится теплее и живее», – это были знаменательные слова молодого Кафки о своих дружеских чувствах, о которых я впервые узнал из его писем и о которых он сам ни разу не обмолвился даже намеком. Возможно, они не зашли бы дальше одной попытки подружиться и никогда бы не перешли в близкие отношения. Это мое предположение подтверждает позднейшее молчание Кафки (об этих чувствах нет никакого упоминания в дневнике). И все-таки следует признать, что Поллак оказывал на Франца большое влияние. Он исчезал то в деревне, работая там сельским учителем, то, позднее, в Риме, занимаясь научными изысканиями. Время от времени он показывал своим друзьям из нашего круга, посещавшим Рим, памятники архитектуры и рассказывал об их истории. Затем мы узнали страшную весть о его смерти, которая повергла нас в ужас.
На протяжении семи лет моего знакомства с Кафкой я не знал, что он пишет. Я сам уже опубликовал несколько произведений в газетах и журналах, моя первая книга появилась в 1906 г. Наверное, первый раз мой друг познакомил меня со своей литературной деятельностью, когда сказал мне о том, что послал небольшой рассказ в Вену на конкурс в газету «Цайт». Он послал его под названием «Небо над узкими улицами». Рассказ не победил на конкурсе и исчез.
Затем однажды, в 1909 г., он прочитал мне начало своего рассказа под названием «Приготовления к деревенской свадьбе». Фрагменты рукописи сохранились в ненапечатанном виде. Главного героя звали Рабан. В этом имени есть соответствие с именем самого Кафки[8]. Франц также занимался самоанализом в рассказе «Приговор», используя для этого персонаж под именем Бендеман. Рабан, как говорится в первой главе, покинул свою мастерскую и поехал повидать невесту, которая жила в деревне. В первой главе очень подробно, в сумеречных тонах описан дождливый день и редкие встречи со случайными знакомыми. Это выглядит необычно. Я был подавлен и одновременно восхищен[9].
У меня тут же сложилось впечатление, что это – не просто талант, но самый настоящий гений. Я загорелся страстным желанием представить труды Кафки перед публикой. Это желание было сильней меня, и я ему не сопротивлялся, поскольку считал его правильным и естественным. Франц был против. Нельзя сказать, что он привык лишь к неодобрению, и это доказывает его участие в конкурсе, о котором я уже упоминал. Конечно, ему было приятно осознавать свои литературные успехи. Однажды я видел, как он был рассержен на некомпетентную критику со стороны «Альманаха» Лиги Дюрера. Вообще же его надежды и опасения были вызваны не заботами о литературной репутации, которая ему была, в сущности, безразлична, а совсем другими вещами. Все дела, связанные с публикацией, не вызывали у него большого интереса и не особо затрагивали его чувства. Он не беспокоился о том, чтобы опубликовать свои произведения, и это не было предметом его страсти.
Я упомянул его труды, которые еще не были тогда напечатаны в Берлине в еженедельнике «Геденварт», прибавив его имя к плеяде выдающихся авторов (таких, как Блей, Манн, Ведекинд и Мейринк). Эта публикация, должно быть, впервые представила широкой публике имя Кафки (9 февраля 1907 г.). Франц написал мне письмо, полное юмора, об этом его «карнавальном» появлении перед публикой. Он был несколько смущен тем, что его, ранее не печатавшегося, опубликовали в журнале, в котором были представлены прославленные имена. «Хорошо я станцевал этой зимой», – шутил Франц.