— Долой! — закричали молодые болельщики местной команды. — Амбал с поля! На мыло Смакова! Дядя Гена, тебя невеста ждёт!
А дядя Гена — ноль внимания. Зловеще, не торопясь, пристраивает мяч на траве.
— Теперь тебе хана, — послышался позади Юры чей-то сочувственный шёпот. — У него жуткий удар. Смотри в оба.
— Давай, Витя-титя. Вмажь! — раздался грубый голос какого-то уже вполне взрослого, но не вполне хорошего человека. — На тебя смотрят Европа и Америка.
«А со мною вся моя страна», — пришли вдруг Юре на ум, на подмогу слова из бравой милицейской песни, а сам он аж зазвенел всем телом от нетерпения.
Удар!!!
Юра взметнулся, и по нему садануло… Мячом это никак не назовёшь — чугунное ядро. Вместе с ним он рухнул на землю и только по восторженным крикам болельщиков понял, что ворота спас.
До конца матча оставалось десять секунд, а счёт так и не был открыт. Наверно, и у них полагается дополнительное время…
После финального свистка Юру окружила вся команда.
— Ну, выдал ты! — восхищённо говорил Богданов. Другие хлопали Юру по спине, жали руки. Подошёл и сам профессор Милашкин с большим хрустальным фужером в руках. Профессор был очень стар.
— Хвалю, хвалю, молодой человек, — сказал он. — Вы затмили самого э… Хомяковича, э… Химича. Надеюсь вручить вам этот кубок.
Это он, наверно, о Хомиче — легендарном динамовском вратаре. Небось, и видел его, да забыл фамилию. Так ему и положено: профессор старый и рассеянный, весь в науке. Но Юре вдруг показалось, будто и он сейчас, как Милашкин, что-то забыл. Но вот что? И почему он здесь? Костя! — будто новым ядром так и ударило его.
— Какое сегодня число? — спросил он.
— Ты опупел? — огрызнулся Богданов.
— Я серьёзно.
— Пятнадцатое! — прямо в ухо прокричал ему Богданов.
— У Наполеона завтра обратный рейс… — пробормотал Юра.
— Ребя, чего это он?.. — опешил Богданов.
— Я, пожалуй, пошёл, — буднично сказал Юра.
— Что?!. — заорал Богданов.
— Пошёл.
— Да ты что, рыбу ел?!
Вокруг недоумённо, и почтительно молчали.
— Дядю Гену боится, — засмеялся Богданов и оглядел всех.
— Ну, допустим даже так, — невозмутимо согласился Юра.
— Трус! — прямо в лицо ему проорал Богданов.
Юра размышлял.
— А, знаешь, — сказал он, — за такие слова можно и по организму.
— Осторожно, он боксёр, — прошелестел сзади тот же заботливый шёпот, что и перед одиннадцатиметровым.
— Сними очки, боксёр, — так ответил Юра на эту заботу.
Богданов, улыбаясь, снял очки. Глаза его под очками оказались усталые, не страшные, даже, пожалуй, беззащитные.
«Эх, была не была», — подумал Юра и вдарил.
Попал он, однако, в воздух, потому что Богданов, профессионально отреагировав, успел отклониться. И тут же последовал страшный, ослепительный удар в глаз. Юра бы упал, но его поддержали. Глаз моментально заплыл. Юра нашёл в себе силы криво усмехнуться:
— Прощаю тебе по твоей младости. Хотел я, было, остаться, а теперь, как видишь, я не в форме. Будь здоров. Уходя, он слышал неодобрительный гул в адрес Богданова. Но ему на всё это было уже решительно наплевать.
И вот он снова у знакомой дачи.
Юра Голованов свистнул, и Юра Икс вышел.
— Заработал фингал? — отметил он.
— А! — отмахнулся Юра. — Дурак, что пошёл с ними.
Дурак-дурак, а закрепил за собой репутацию местного жителя.
— Юра! — послышался женский голос. — Иди чай пить и зови своего товарища.
Юра Голованов медлил. Во-первых, фингал, а во-вторых… «Вот она, предательница, — думал он. — Костя страдает, а ей хоть бы что».
Юры Иксова мать сошла с террасы и приблизилась к ребятам…
— Меня зовут Ольга Николаевна, — сказала она, видимо, представляясь гостю.
Но гость промолчал. Прикрывая рукой фингал, он мрачно рассматривал красивую женщину, уже знакомую ему по фотографиям.
— Я не хочу есть, — сказал он наконец. — Я у себя на даче ел эти, пироги с сыром.
— С сыром? — удивлённо переспросила Ольга Николаевна.
— С сыром, — мрачно повторил Юра. — Ну с творогом, значит.
— Интересно ты сказал, — заметила хозяйка дачи. — Здесь так не говорят. А что у тебя с глазом? Только не ври, что на дерево налетел!
— А я не люблю врать, — враждебно сказал Юра. — Заработал, значит, за дело.
