— Нет, Похмелкин. Участковый наш.
— Сам-то грамотный? — заинтересовался Владимир.
— А то! Четыре класса, это вам не фунт изюма, — похвалился Вася.
— Невесту как зовут?
— Фёклой. Сенцова Кондрата дочь.
— Коля, дай карандаш и л.с. бумаги. И Васе глаза развяжи. Спасибо. А ты, Вася пиши. «Я, Василий Хрипушин». Написал? Не торопись. «18 мая 1932 года, выпил бутылку…» Написал? Молодец. «…самогона. Самогон гонит мой будущий тесть…» Не хочешь писать?
— Не хочу. Не буду я на тестя напраслину возводить.
— Не хочешь – не пиши. Один прогул, может, еще не уволят. Я тебе для мастера бутылку водки с собой дам. Скажешь, что из-за свадьбы прогулял. Если мужик правильный, отмажет. А за два прогула уволят без разговора. Вот ты и подумай: нужен Кондрату зять на бирже труда? А бумага останется здесь лежать. Язык за зубами будешь держать, никто не пострадает.
— Хорошо, говори, что еще писать.
— «Самогон гонит мой будущий тесть, Сенцов Кондрат, из пшеницы, которую не сдал на госзакупки». Написал? Что, опять не хочешь? Коля, поговори с Васей.
— Володя, мне это самому не нравится.
— А тебе, Коля, нравится его в тайгу на промывку золота отправить? Или просто бросить к тем грязным кочевникам? Пусть в рабство его продадут?
— Мне, Вова, эта история по-всякому не нравится. Я уже не рад, что «лифт» существует.
— Хорошо, Коля. Правильная позиция советского интеллигента. Давай дождемся, когда «лифт» изобретут юсовцы. Или зачем ждать, продай им его.
— А они вели разработки по маленькому варианту, на семьдесят сантиметров. У них теория слабо была проработана. Вот они и зациклились на маленьком. А мы им дезу сливали, что сами на таком работаем.
— Сейчас приедет Слава, и мы тебя, молчуна, убьем.
— Зря ты так волнуешься. У них был всего один специалист, Бобби Коган, он сейчас роботами-игрушками занялся. Я все статьи читаю.
— Что с Васей делать будем? Мне он уже надоел. Всё. В рабство его. В рабство.
— Да не волнуйся ты так, Вова. Василий, напиши, что Коля попросил. И мы тебя сразу домой отвезем.
— Мужики, да я не против. Я уже все написал.
— Написал он! Ставь подпись и число. Коля, у нас водка кончилась. Позвони Славе, пусть по дороге захватит. И чтобы бутылка без выкрутасов.
— Любая сгодится. Перельем. Бумажной пробкой закроем. Вася скажет – самогон тройного перегона.
— Василий, пей свои сто грамм и спать. До смены десять часов, а нам еще ехать часа два.
— Слава через час обещал приехать. Пока его нет, давай вчерне проговорим твое вчерашнее предложение, — перевел разговор на деловые рельсы Николай.
— Сейчас проверю, как там Вася на кухне… Уже засопел. Быстро его развезло.
— Да у них там вечер. Они ложатся рано.
— Хорошо. Главную мысль ты мою понял. Империя Степь. Все Черноземье, все южные области Украины, все равнины до южного Урала и Кавказа. Пшеница, кукуруза, соя, подсолнечник, сахарная свекла. Все как обычно. Император Славка Первый.
— Деньги?
— Экспроприация экспроприаторов. Голод почему? Отобрали всю пшеницу у народа. Возвращаем все обратно.
— Война против Красной армии?
— Все гораздо проще. Посмотри на старую схему. Вот ювелирный магазин.
— Там же, где и был.
— Я в обед мимо него каждый раз прохожу. Объявление. Сдаются площади в аренду. Снимаем два на два метра. «Лифт» на что похож? Пустой куб с рамками. Монтируем. Забираем в 1932 году все, что понравилось. На место «лифта» имитацию. Сажаем девочку, пусть обручальные кольца продает.
— Копейки.
— Согласен. Давай смотреть сберкассы. Вот, центральное отделение.
— Там сейчас сквер. Кто нам разрешит в сквере арендовать площадь?
— Никто, а мы приедем на машине. Директору пару тысяч сунем и через два часа уедем. Будет установка смонтирована на машине, будет точная привязка. В войну город был сильно разрушен, а построить здания могли на пару метров в стороне. Совсем просто. Припарковались на пару часиков, сделали дело, уехали. Десяток городов проедем, и денег хватит. Можно заехать в Брест, Пинск и Гродно. Будет польская валюта.
— Но поляки нам голод не устраивали. Их за что грабить?
— Я, когда в универе учился, к нам поляки по обмену приезжали. Они нас очень не любят, хуже юсовцев.
