Неделю спустя после описанных событий к дочке, сидевшей на скамейке у дома, подошла Анисья.
— Дорогая моя доченька, — оказала она, погладив голову грустной Авдотьи, — выслушай меня. Мне надо б поговорить с тобой, и поговорить очень душевно. Ты добра и послушна и, я надеюсь, покоришься родительской воле.
— Говорите, мама, — ответила тихо девушка, разглаживая складки своего платья.
Анисья продолжила:
— Отец сказывал, что Барсуковы тебя засватать хотят.
— Знаю я об этом, — пряча лицо, сказала Авдотья.
Анисья замолчала. Девушка вдруг разразилась рыданиями. Словно не обратив на это внимания, мать продолжила:
— Заневестилась ты, доченька. Видать, срок твой бабий подошел.
— Страшно мне, мама, — Авдотья продолжала рыдать.
Анисья крепко обняла старшую дочь. Смуглая, с вьющимися
русыми волосами, большими голубыми глазами, Авдотья была необыкновенно красива. Девушка была веселой и общительной, к тому же работящей, пела грустные казачьи песни так, что волновалось сердце, а танцевала…
— Доченька, как ты похожа на меня в молодости! Может, поэтому и потянулся к тебе Лука–то.
— Да, мама. Хорош он и добр. Только вот чует сердце, что не на радость, а на горе его ко мне Господь посылает!
— Почему мыслишь эдак непотребно? — удивилась Анисья. — Ежели не любишь, так полюбишь.
— Никогда! — простонала девушка.
— Что «никогда»? — удивилась мать.
— Никогда не полюблю. Потому что уже люблю его!
— Вот и ладненько. — Анисья прижала дочь к своей груди. — А казак он видный опосля будет. Хваткий, красивый. Такой своего не упустит!
— Что ты от меня хочешь, мама? — Девушка широко открыла глаза.
— Чтоб ты смирилась с волей родительской, ежели не согласная с чем, — поспешила с ответом Анисья. — Сватов бы не обидеть, чтоб перед народом не осрамиться.
— В толк не возьму?
— Знай, что ты должна выйти за Луку Барсукова и вести себя на сватовстве должным образом.
С поникшей головой, тяжело дыша и не говоря ни слова, Авдотья сидела, прижавшись к матери.
— Ну, так что отцу–то передать, доченька?
— Передай, что согласная я подчиниться воле вашей. Но замуж за Луку не хочу!
Поцеловав дочь, Анисья ушла в избу. Оставшись наедине со своими печальными мыслями, девушка только и успела подумать про Луку, как на скамейку присела сгорающая от любопытства сестра Марья. Месяц назад ей исполнилось семнадцать, и она уже была вполне сложившейся красивой девушкой.
— Слышишь, сестра, — сказала Марья, — ты чего кобенишься?
— Тебе–то что, — огрызнулась Авдотья. — Не тебе под венец идти, вот и радуйся!
— Да будя тебе, соглашайся, — глянув на дверь, горячо зашептала Марья. — Лука красивый. Да я бы на твоем месте…
— Господи, как плохо, что ты не на моем месте! — воскликнула Авдотья.
Она схватилась за сердце. Потупив взор, Авдотья закачала головой и, всплеснув руками, разразилась громким отчаянным плачем:
— Да, да, да! Вы мне разбили сердце, нате, вот оно, растопчите его! Я выйду за Луку, выйду! А ежели бы я отказала? Кто б меня слухать–то стал?
Марья обняла несчастную сестру, и они уже рыдали в два го–лоса.
— Маруська, не говори мне больше о Луке. Иначе я с ума сойду, — зашептала Авдотья. — Айда лучше к реке сходим. Там я хоть вздохну чуток спокойней.
Сестры спустились к Сакмаре. Сквозь слезы, вздохи и причитания Авдотья излила душу Марье. Девушки дошли до берега быстроводной реки и присели на ствол поваленного разливом дерева. Глубоко вздохнув, Авдотья взяла за руку сестру и сказала:
— Люблю я его, Маруся, а вот замуж за него идти боюсь. Чует душа недоброе… Ох как чует!
Марья поцеловала мокрую от слез щечку сестры и сказала:
— Не рви душу себе. Супротив воли родителей не пойдешь. Хорошо хоть любишь его. Могли ведь и за кого другого отдать! А хочешь не хочешь, слушать тебя все одно никто не будет.
— Что это?
Авдотья вдруг насторожилась. Ей послышался конский топот в лесу.
— Айда до дому, Авдотья, — встревоженно сказала Марья. — Вдруг степняки скачут?
— Гляди, — прошептала Авдотья, — трое верховых. Это не кочевники, а цыгане!
