Он вздрогнул от громкого голоса ведуньи:
— Изыди, злой дух, полный кривды и беззакония!.. Верни отроку Божьему его здоровье.
Из соседней комнаты, как по зову, прибежали кошки — черная и белая. Усевшись у изголовья, они внимательно следили за хозяйкой. Голос Мариулы заставил, в свою очередь, завыть собаку во дворе, а ту поддержали псы со всего городка!
Архипу стало страшно. Он словно прилип к стулу.
Мариула, не прекращая читать наговоры и молитвы, водила над мальчуганом то распятием, то свечой.
Сколько это длилось — десять минут? Полчаса? Кузнецу показалось — вечность. Но вот Мариула закончила ритуал, приговаривая, что не она лечила, а сама Матерь Пресвятая Богородица. Мальчик открыл глаза, сел на постели и попросил пить. Мариула дала ему приятно пахнущий настой из чугунка, в котором мочила платочек. Тело мальчика покрыла испарина, а это признак того, что жар отступил.
— Когда мальчонку кто–то расхваливает, оближи его правую ручку–то и сплюнь на землю три раза, — посоветовала Лизе на прощание Мариула.
Как только казачка ушла, Мариула быстро убрала со стола все предметы и, хитро прищурившись, улыбнулась кузнецу:
— Что, впервой видеть довелось?
— Ага, — кивнул тот.
— Это еще так, мелочи. Нечистый так просто отступил. А быват такое…
Они снова сидели за столом напротив друг друга, пили чай, беседовали. Архип рассказал Мариуле о дневной стычке казаков с цыганами, а она немного о себе.
Оказывается, Мариула — потомственная ведунья. Ее мать разорвали в лесу волки, но она успела передать спасшейся на дереве дочке свою чудодейственную силу. Вот так всю свою жизнь она и помогает людям. Но больше всего нравилось Мариуле гадать на картах и собирать травы.
Постепенно их разговор перешел на Луку и Лялю. Вернее, на ожидавшую их судьбу.
— Меня шибко беспокоит Лука, — первым задел волнующую его тему кузнец.
Мариула подняла голову, посмотрела на него лучистыми молодыми глазами.
— И каким боком он тебя беспокоит?
— Любит он Лялю, а дома, должно быть, понимания в том не находит, — с горечью высказался Архип.
— Но она его не любит. Пустое все это!
— Что «пустое»? — не поняв, насторожился кузнец.
— Не быть им вместе никогда…
Не договорив, Мариула замолчала. По ее озабоченному лицу было видно, что ей неприятен этот разговор.
— Мариула, обскажи мне, что их ждет, — спросил Архип. — Люб мне Лука. Хочу вот, чтоб у него все хорошо было!
Ведунья изменилась в лице, а кузнец тут же пожалел о сказанном. Старуха молчала. Архип сожалел, что чем–то досадил Мариуле.
— Не взыщи, коли сболтнул что лишнее, — сказал он. — Пойду я, пожалуй, а то засиделся, гляжу.
Поклонившись, он шагнул к двери.
— Куда же ты идешь, голубь? Давай уж обговорим то, про что начали!
Кузнец остановился, повернулся, и такая боль была в его глазах, что Мариула ободряюще улыбнулась:
— Про Луку знаю все, но обсказать не могу. Жестокая судьби- нушка ожидат казака. Язык не поворачивается говорить сее.
— А Ляля? — спросил Архип, поймав себя на том, что участь девушки волнует его не меньше судьбы Луки.
— Ее судьбина тоже не из легких будет, — вздохнула Мариула. — Но она сама о том знат.
— Неужто все так плохо? — заволновался кузнец.
Прежде чем ответить, ведунья бросила настороженный взгляд на печь, за которой спала девушка, и перешла на шепот:
— Лука — человек темный, но покуда и сам об том не ведает. Уже скоро он…
Мариула замолчала, и Архип понял, что продолжения фразы ждать не следует.
— А как же Ляля? — скрипнув досадливо зубами, выдохнул он.
— Она тоже долго в девках не засидится. Мужа у нее никогда не будет. Но родится дочь!
— И кто девочкин отец? Уж не Лука ли?
— Не он, а ты!
Ответ прозвучал так неожиданно, что кузнец вздрогнул. Он посмотрел на опустившую глаза Мариулу, затем увидел стройную фигурку Ляли, которая, скрестив на груди руки, с вызовом смотрела на него.
— Ляля истину сказала, — подтвердила Мариула. — От тебя она дитя приживет!
— Да я ж… — Архип осекся и замолчал. Лицо его сморщилось, как от боли. Если бы прямо сейчас Ляля оседлала ступу и облетела на ней городок, кузнец был бы поражен меньше, чем после такого
известия. Он онемел, вспотел и почувствовал себя не сидящим на табурете, а пригвожденным к нему
