В тот же период я получил представление о менталитете служащих министерства обороны и военных в целом, которые подходят к делу совсем иначе, чем бизнесмены. У них другие приоритеты. Их ничуть не заботит, что любое производство необходимо поддерживать в работающем состоянии. Какие трудности возникали иногда у нас на артиллерийско-техническом заводе из-за того, что военные власти не ощущали абсолютно никакой ответственности за то, что, в сущности, было государственным предприятием! Их беспокоило только одно — отдать заказ тому, кто предлагает самую низкую цену.
Но, в общем, я работал там с огромным удовольствием и завел много друзей. К тому же удалось завоевать доверие Орстейна, и поскольку моя ученая степень была по инструменту и металлорежущим станкам, он прибегал к моим советам, когда дело касалось приобретения подобного оборудования. Когда этот период моей жизни завершился, я ощутил полную уверенность в том, что сделал верный шаг в выборе и машиностроительной специальности, и артиллерийско-технического завода как места прохождения военной службы.
После моей демобилизации мы с Сильвией переехали в Эйндховен, где 1 декабря 1930 года мне предстояло приступить к работе на «Филипсе». Там меня вызвал отец, чтобы обсудить вопрос о моем годовом жалованье. Переговоры открылись следующим образом:
— Итак, Фриц, что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что мне следует получать три с половиной тысячи гульденов.
— Ну-ну! Все начинающие молодые инженеры получают здесь две тысячи четыреста. С какой стати я должен платить тебе больше?
— На мой взгляд, стоит принять во внимание, что у меня есть годовой опыт практический работы — и не просто какой-нибудь, а работы, отвечающей тому, что я должен буду делать здесь. Полагаю, я стою трех с половиной тысяч гульденов. Кроме того, специалисты, которые служили со мной в Гембруге, получают именно столько в других местах, а работу они знают не лучше меня.
— Да… да. Возможно, ты прав.
— Ведь было бы странно, если б я попытался устроиться куда-то в другое место, верно?
Отец едва заметно усмехнулся.
— Ну что ж, значит, давай начнем с трех тысяч пятисот гульденов.
Так окончилась наша первая такого рода беседа. Мне показалось, отцу понравилось, как я себя «продавал». Я не продешевил. Таким образом, я оказался наконец на «Заводе».
Управляющим завода «Филит» был химик — нужный человек в нужном месте, потому что «Филит», наша торговая марка для распространенного тогда вида синтетических материалов, был продуктом химического производства. Но поскольку в тот момент жизненно важным было обеспечить непрерывность поставки деталей для наших радиоприемников, выпуск которых возрастал неуклонно, требовался человек, координирующий производство и осуществляющий контроль за регулярным материально-техническим снабжением; это и стало моей обязанностью.
Я с энтузиазмом взялся за дело. Завод только что сильно расширили, да и «Филипс» в целом рос как на дрожжах, — на нидерландских заводах было занято уже 28 тысяч рабочих. На «Филите» была своя, особая атмосфера, которая сохранилась и по сей день. Завод работал круглосуточно, поскольку гидравлические прессы и другое дорогостоящее оборудование не могли простаивать даром, и непрерывный производственный цикл требовался, чтобы снизить простои и соответствовать графику поставок.
Мы выпускали продукцию и бытового, и промышленного назначения, но радиодетали были нашим приоритетом. Сначала делали передние и задние панели радиоприемников, потом стали выпускать и корпуса в целом, и динамики. О пластмассах тогда никто и не слыхивал. Филит представлял собой разновидность бакелита, для его производства использовался метод, открытый бельгийско-американским химиком Л. Бакеландом в начале XX века. Исходными материалами служили фенол и крезол, и то, и другое — производные угля. В виде порошка их помещали в форму, порой, в целях экономии порошка и снижения запыленности, предварительно спрессовав его в лепешки стандартного размера. Соответствующий противопресс ложился на форму, и материал плавился под действием жара и давления в двести атмосфер. Чтобы отвердеть, продукт затем в течение нескольких минут «пекся». После этого пресс открывали, доставали, что получилось, полировали и доводили до блеска. Если что и было шумного в этом вполне мирном процессе, так это звуки взрывов, когда пресс-формы для очистки обдували сжатым воздухом.
