– Уже вечер, – желчно заявила худосочная девица на вид чуть постарше меня, одетая в смело декольтированное платье ярко-желтого цвета и облегающего кроя.
Оно не шло ей совершенно: фасон только подчеркивал отсутствие груди и излишнюю костлявость тела, а чересчур яркий цвет придавал коже болезненную желтизну. Худое лицо с острыми чертами выражало откровенную неприязнь и раздражение, так что я удивленно покосилась на Алана, но он лишь едва заметно поморщился. Видимо, такое поведение секретаря было для него привычным делом.
– И вот! Подпишите и рассчитайте! – заявила она, не позволив нам даже толком пройти в приемную. Подскочила со своего места и надменно сунула исписанный мелким почерком лист прямо в лицо Алану.
– Опять? – раздраженно скривился мой спутник, не удивившись и тут.
Даже не знаю, что у них за отношения, но на его месте я бы сначала осадила эту хамку.
– Мое терпение исчерпано! – Дамочка с вызовом вздернула подбородок. – Я вам не прислуга, господин Винтерфелл! И не обязана принимать курьеров с женскими вещами! А что взбредет вам в голову в следующий раз? Бесхозные младенцы?! Нет уж! Я увольняюсь!
– Бесхозные младенцы? – не удержалась я от искреннего изумления и увидела, как неприязненно морщится дракон.
– Это случайность…
– Вы меня услышали, господин Винтерфелл! – бесцеремонно перебила нас разошедшаяся мисс. – Мой расчет за последнюю неделю! Сейчас же! Ноги моей больше не будет в этом гнезде разврата!
И все же Алан не вытерпел. На его скулах обозначились желваки, глаза полыхнули расплавленной сталью, и он молча прошел в соседний кабинет. В открытую дверь я видела, как он отпирает сейф, достает оттуда бумаги и несколько монет, после чего что-то размашисто пишет и возвращается к нам. И все это – в полнейшей тишине, пока мисс Злючка рассматривает меня с уничижительным выражением лица.
О, неужели она решила, что я новая однодневная пассия Алана? Как глупо… Но что взять с недалекой женщины? Можно лишь посочувствовать.
– Ваши рекомендации, – ледяным тоном произнес дракон, вручая дамочке бумаги. – Ваш расчет.
Получив требуемое и вздернув нос, девица подхватила со своего рабочего стола сумку, сдернула с вешалки в прихожей пальто, уронив мое (но даже не извинилась!), после чего, все так же держа нос задранным, громко хлопнула входной дверью.
– Курица двуличная, – сквозь зубы процедил Алан, поднимая и отряхивая мое пальто, но я все равно услышала.
– Почему?
Дракон поморщился, явно не желая рассказывать, но я так пытливо заглядывала ему в лицо, что он смягчился и нехотя признался:
– Она у меня с осени работает. Сначала пыталась ко мне в постель залезть, но, когда я дал понять, что работа – это все, на что она может рассчитывать, окрутила Джиллиана, моего помощника-юриста. Смешно сказать, но и он не спешил звать ее замуж, поэтому я точно знаю, что она завела шашни с еще как минимум тремя моими клиентами. Практически одновременно. Поэтому… Как-то так.
– Действительно двуличная особа, – цокнула я с осуждением и тут же хитро прищурилась. – А что за история с младенцем? У тебя есть дети?
– Упаси стихии! – ужаснулся дракон, но, увидев мой смеющийся взгляд, расслабился и подмигнул. – Расскажу за ужином. Проходи на кухню, чувствуй себя как дома. Я сейчас, только запру дверь.
– А где у тебя кухня?
– Что? – Алан уставился на меня с таким видом, словно я спросила о чем-то элементарном. Потом выразительно хлопнул себя по лбу и повинился: – Прости, я ведь не показал тебе дом! Подожди, сейчас.
Дом у Алана оказался большим. Даже больше моего, и это не считая второго этажа. На первом, кроме нескольких рабочих комнат (приемная, переговорная, два кабинета, санузел), где Винтерфелл принимал клиентов и коротали время сотрудники, имелась большая кухня, дополнительный санузел, кладовая и дежурная спальня. Второй этаж был ничуть не меньше, но Алан пообещал показать его позже, в двух предложениях рассказав, что там есть две большие спальни с общей гостиной, его личная гардеробная, третий санузел и личный кабинет, совмещенный с кладовкой, который дракон использовал больше под архив и финансовую документацию и где хранил все ценное, так как в кабинеты на первом этаже мог попасть кто угодно.
