К тому времени Санта-Мария Новелла приобрела первых обитателей некрополя. Первой в усыпальницу, созданную Антонио Росселлино, легла блаженная Виллана, вслед за ней здесь упокоились останки святого Антонио, гробница которого была увенчана терракотовым бюстом. Потом настал черед одного из епископов Фьезоле, накрытого массивной плитой, ставшей итогом многолетнего труда Тино да Камаино, затем – Леонардо Дати, накрытого красивой надгробной плитой, сделанной самим Лоренцо Гиберти. Позже к могильным памятникам присоединились живописные. Прекрасную работу художника Джулиано да Сангалло сегодня можно увидеть в капелле Гонди. На алтарной стене находится «Распятие» Брунеллески. Капелла семьи Строцци украшена росписями старого мастера Орканьи – творца условной живописи. Вначале главный зал церкви украшали фрески Паоло Уччелло со сценами из Ветхого Завета. Такие же имелись и на монастырской стене, откуда впоследствии были перенесены в трапезную.

Вид на Санта-Мария Новелла со стороны одноименного вокзала
Путь к Большому монастырю
Вход во двор Санта-Мария Новелла прикрывали решетчатые ворота, выполненные в романском стиле. Миновав маленькую Обитель усопших, посетители оказывались в Большом монастыре. Окруженный арочными стенами, которые были расписаны флорентийскими художниками еще в XV веке, теперь он закрыт для посещения, так как занят военным ведомством. Тем не менее старинный зал Капитула увидеть можно, а вместе с ним – Испанскую капеллу, где не раз стояла, преклонив колени, Элеонора Толедская, супруга великого герцога Тосканского Козимо I Медичи. Одна из самых необычных росписей этой церкви – сцена из апологии доминиканской доктрины «Зерцало истинного покаяния». Взявшись за столь необычный сюжет, художник Андреа ди Буонаюто хотел почтить автора книги, настоятеля монастыря Якопо Пассаванти.
Прекрасные статуи Санта-Мария Новелла являют собой наглядный пример наличия той живой силы, которую германский историк искусства Варбург обозначил термином «формула страсти». Стоит отметить, что он имел ввиду не плотскую любовь, а то, что древние римляне называли латинским словом «intentio», то есть «напряжение, усилие, стремление». Еще один образец интенцио – рельефы кантории (певческой кафедры) Санта-Мария дель Фьоре, созданные Донателло в 1433–1439 годах и ныне хранящиеся в Музее собора.
Странное впечатление античной холодности и одновременно страстности, присущей искусству Возрождения, производит роспись фамильной капеллы Бранкаччи в церкви Санта-Мария дель Кармине – вдохновенные, изумительные по экспрессии фрески «Искушение Адама» Мазолино да Паникале и «Изгнание Адама и Евы из рая» Томазо Гвидо Мазаччо. Полвека спустя работу над росписями капеллы завершил беглый монах-кармелит Филиппо Липпе, или Фра Филиппе, как его называют итальянцы. Имея дар и в колористике, и в рисовании, ревностный поклонник античности, он выполнил серию сюжетов из жизни святого Петра, среди которых особого внимания заслуживает композиция «Дань кесарю». Ее обнаружили совсем недавно в ходе последней реставрации храма, когда художники удалили все позднейшие наслоения и сумели восстановить картину, где форма, цвет и свет сливаются воедино в совершенной гармонии.
Скульптура Санта-Мария Новелла: античная холодность и ренессансная страсть
Почтенный мастер Мазолино получил заказ на роспись капеллы, где намеревался преклонять колени богатый флорентиец Бранкаччи, в 1425 году. Чуть позже к старому художнику присоединился юный, носивший длинное имя Томмазо ди Джованни ди Симоне Кассаи, которого все звали просто Мазаччо. Разделив между собой большую композицию, они приступили к работе, но быстро поняли, что рисуют слишком непохоже. Более того, обнаружилось, что творения молодого живописца, к которому Мазолино относился как к помощнику, отличаются зрелостью, тяготением к строгости, торжественности, монументальности, какой ранее отличался Джотто. Мазаччо не дожил до 30 лет, но ни в одной из его работ нет и следа юношеской гибкости. Он стал одним из первых флорентийцев, показавших свое умение строить живописное пространство, кстати, удивительно реальное, пользуясь лишь линейной перспективой. Он размещал на картинах мощные фигуры, правдиво изображал движение, точно передавал позы, жесты, связывая персонажи с природным или архитектурным фоном.