— Сидякин, копию трости Пушкина сделал? — спросила она Тараса.
— Сделал, — откликнулся он.
— В точности как у Пушкина будет?
— Точь-в-точь.
— А вес? — спросила Елена.
— Шестнадцать килограммов, как в аптеке.
— Смотри, не обвесь… — предупредила Елена.
— Не в магазине… А зачем я её делал? — заинтересовался он, доставая из-под низкой спортивной скамейки сделанную им в точности копию тяжёлой пушкинской трости.
— Сейчас мы её Ларионову преподнесём, — сказала Гуляева, — пусть она его вдохновляет… Ларионов! — позвала она Вениамина.
Ларионов подошёл к Елене.
— Вениамин, — сказала торжественно Елена, — прими от нашей судейской коллегии наш скромный подарок, — кивая на трость Пушкина и поясняя значение подарка: — Ноги ты тренируешь каждый день, руки меньше. Так вот, чтобы твои руки не отставали от ног, болельщицы женского пола дарят тебе копию трости Пушкина. — Елена взяла из рук Тараса Сидякина копию трости Пушкина и, с трудом приподняв её от земли, протянула её Ларионову.
Ларионов с почтением приподнял трость на согнутых руках и прочитал выжженную на трости надпись: "…и вдруг прыжок! И вдруг летит, летит, как пух от уст Эола!.."
— Большое спасибо, — сказал Вениамин, втыкая конец трости в землю, опираясь на рукоятку. — Теперь мои руки не отстанут от ног, а как насчёт головы? — спросил Ларионов у Елены.
— Что насчёт головы? — не поняла Гуляева.
— Что для головы, чтобы она не отстала от ног и рук?
— А для головы вот что, — ответила нерастерявшаяся Гуляева, Пушкин физически прожил мало, а морально будет жить долго, а некоторые юноши морально гибнут рано, а физически живут долго.
Всё это Гуляева произнесла каким-то не своим голосом и почти не двигая губами, как разговаривают на сцене так называемые чревовещатели. Гуляевой представилось, что именно так в Древней Греции разговаривали пифии, — жили в Элладе такие предсказательницы всяких неприятностей в будущем.
— А если я не оправдаю доверия трости Пушкина? — спросил Ларионов.
— Отберём, — сказала Гуляева уже своим всем знакомым гуляевским голосом.
"Красивый подарок! И многозначительный! — подумала Татьяна Цветкова, с интересом наблюдая всю эту сцену. — И дарят-то ведь для того, чтобы отобрать её с позором… А многая значительность подарка заключалась, по её мнению, в том, что всю эту красоту этого подарка не Гуляева придумала. Это Масюков придумал. Ларионов ведь теперь с этой тростью не расстанется. Потаскает, потаскает — и ноги протянет, и первое место не займёт, и бог знает, что ещё произойдёт на этом дворе. А этому Ларионову так и надо: ах он растакой, рассякой, разэтакий, а не замечает, что вокруг него творится…"
Тем временем Гусь, ненадолго прибравший к своим рукам трость Пушкина, приподнял её и сказал: "Хали-кали" — и затем уронил её от неожиданной тяжести чуть ли не на носок своего башмака.
И дождь, которого боялась Елена, всё-таки хлынул. Да ещё какой дождь! Обложной. Все попрятались. Кто куда. Татьяна Цветкова почему-то оказалась под навесом ближнего гаража рядом с Гусем. Они стояли невдалеке друг от друга и как-то враждебно молчали. От нечего делать Гусь достал из висевшей на плече сумки "Адидас" галстук и стал его разглядывать, так чтоб его могла разглядеть и Цветкова. Галстук был сшит из торговых марок всевозможных стран. Вообще-то галстук был красивый, но производил самодельное впечатление.
— Сам сделал? — спросила Татьяна.
— Сам, — фыркнул Гусь, — мейд ин оттуда!..
— В армии бы тебе послужить… В стройбате! — сказала неожиданно Таня. — Там бы тебя быстро сделали мейдом ин отсюда!
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, как будто кто-то его просто выключил и включил яркое солнце.
