Что-то показалось мне необычным в окружающем меня пространстве. А-а! вокруг не было ни одной вскрытой погребальной ниши, все мраморные плиты с именами усопших выглядели так, словно их установили только вчера!
«Молодцы реставраторы! — подумал я. — И действительно, нельзя сюда пускать основные потоки туристов, разрушат они эту так тщательно воссозданную древнюю атмосферу! Повезло же мне, однако!»
Проходя мимо одной из кубикул, я увидал в ней в центре стены, расположенной напротив входа, большой аркосолий — глухую арку в стене с расположенной под ней гробницей, закрытой сверху мраморной плитой.
Обычно в таких гробницах хоронили богатых христиан или прославившихся подвигом мучеников, над мощами которых затем служили Божественную литургию, используя закрывавшую гробницу сверху плиту в качестве престола.
Вероятно, в увиденном мною аркосолии был погребён именно мученик, так как мраморная плита над гробницей была покрыта сверху расшитым виноградными гроздьями покрывалом, и на ней горел небольшой масляный светильник, похожий по форме на уже виденный мной настенный.
— Вот бы заснять! — рука автоматически потянулась к фотоаппарату. — Не выйдет, мало света! Вспышку я оставил в номере отеля, а без вспышки, на открытой диафрагме, нужна такая выдержка, на которой снимать с рук без штатива просто бессмысленно — кадр выйдет смазанным из-за дрожания рук! Эх!…
Следующий настенный светильник был расположен точно в углу очередного поворота коридора — так, чтобы его свет распространялся в обе стороны галерей. Я повернул и, пройдя ещё десятка с полтора шагов, услышал в подземельной тишине тихие звуки человеческих голосов.
«Ага, отцы! Таки я вас догнал! От меня не сбежишь!» — я прибавил шагу.
Звуки приближались. Из-за их отдалённости или из-за акустических особенностей подземелья я пока не мог точно определить, кому принадлежат эти голоса — Флавиану с проводником или кому-то ещё: может быть, записанному на магнитофоне аудиогиду…
По мере приближения моего к источнику звуков я стал слышать уже довольно явственно звучания возгласов, по характеру церковно-богослужебных, и пения, причём пения многих голосов! Может, это падре Стефано включил запись католической службы?
Ещё один поворот и… я замер. Передо мною открылась довольно просторная крипта, заполненная одетыми в длинные одежды, наподобие древнеримских, людьми, которые устремили свои взоры вглубь крипты к находящейся в стене широкой аркосоли с гробницей-престолом, покрытой вышитым покрывалом и освещённой двумя восковыми свечами, между которыми стояла чаша, по виду похожая на обычный церковный потир, и лежал круглый хлеб, положенный на светлое металлическое блюдо на невысокой широкой ножке.
Перед ними стоял на коленях седовласый человек с напоминающей епископский омофор широкой тканой лентой, спускающейся концами на грудь с его шеи, венчаемой крупной курчавой головой с лицом, обращенным к изображённому в глубине аркосоли «Доброму Пастырю» — образу, символизирующему в первохристианские времена Христа-Спасителя.
Кажется, я попал прямо на Евхаристический канон — главную часть литургии, во время которой схождением Духа Святого совершается преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы — величайшие Дары Сына Божьего страждущему человечеству!
Я стоял тихонько, боясь шевельнуться и неосторожным звуком нарушить благоговейность момента: слава Богу, мобильник я выключил ещё перед входом в катакомбы.
Стоя позади всех молящихся у входа в крипту, я только пытался понять — кто эти люди? Католики? Копты? Какие-нибудь протестанты-«реконструкторы»? Уж больно точно их одежды воспроизводили виденные мною во множестве изображения одеяний древних римлян!
Или это вообще какой-то спектакль или съёмки исторического кинофильма? Но тогда где же зрители или камеры с сопровождающей съёмочной командой? Нет, похоже, тут служат литургию по-настоящему!
В этом меня убеждал ещё и явно присутствующий здесь в обилии особый дух благоговения и молитвы, заполняющий всё пространство крипты и заставляющий моё сердце взволнованно произносить: Господи! Иисусе Христе! Помилуй мя!
