Тося смотрела в северное окно. Напротив нее стоял Степан Матвеевич. А Иван чуть в сторонке, но ближе к Граммовесову.
— Вот, — сказал я. — Познакомьтесь. Инга — Таисия Дмитриевна.
— Да просто Тося, — сказала женщина.
— Угу, просто Тося. А это моя жена, Инга.
Они подали друг другу руки, но ничего при этом не сказали.
В Иване что-то ломалось, бродило, корежило его душу, хотя он старался казаться спокойным. Но только я его уже хорошо знал. Настолько хорошо, будто всю жизнь прожил с ним бок о бок.
— Ну ладно, — сказал он. — Что играть в прятки? Дело в том, что Усть-Манска не будет.
— Как не будет? — Это вырвалось у Тоси совершенно машинально. — Нам ведь сходить… — И осеклась. Ведь вовсе и не надо было им с Семеном теперь сходить в Усть-Манске. Раздумал Семен, да и дело какое-то у него появилось. — И пусть не будет… Все равно.
— Я, — продолжал Иван, — изъездил всю Сибирь вдоль и поперек. Пригороды Усть-Манска уже должны были начаться. Поселки и платформы, куда ходят пригородные электрички. Но только ничего этого нет.
Нет, Тося не испугалась. Она, кажется, просто ничего не поняла, не расслышала, потому что что-то искала сейчас в своей душе, в потемках, без всякого света впереди, да и не зная даже, что же ей нужно. Инга слегка прикусила нижнюю губу.
— Дело в том, Инга и Тося, — сказал я, — что наш поезд, как предполагают Степан Матвеевич и Иван, попал в другую реальность, которая во многом похожа на нашу. А как вернуться назад, мы не знаем.
Инга, как мне показалось, облегченно вздохнула. Вот как! Значит, чужая реальность ее вовсе не очень и страшит. Или она еще не совсем поняла, что произошло?
— Скорее всего и не другая реальность, — сказал Иван, — а нуль-упаковка.
— Да, — поддержал его Степан Матвеевич.
О, бог мой! У них уже было другое предположение. У них уже не другая реальность, а нуль-упаковка! Ну конечно, нуль-упаковка! Тут и бабуся, и ее чемоданы, и рюкзак, и телеграмма! Все объяснилось так же просто, как и в случае с другой реальностью.
Я так и сказал:
— Сначала другая реальность, теперь нуль-упаковка, а, через час будет еще три или двадцать объяснений. И все они правильны и единственно возможны, но только по очереди, а, впрочем, может быть, и безо всякой очереди.
— Я пойду соберу стройотряд, — вдруг сказала Инга.
— Это правильно, — согласился Степан Матвеевич, — только не надо всех, а человека три-четыре.
— А мама мне всего, да, всего в дорогу положила, — прошептала Тося.
Иван постучал по стене кулаком.
— Начальника поезда надо пригласить и радиста, — сказал Степан Матвеевич.
— Так я к ребятам? — спросила Инга. Она торопилась. Она хотела что-то сделать. Побыстрее. А потом к Сашеньке. Она теперь его ни на миг от себя не отпустит. — Я быстро.
— Хорошо, Инга.
Она рванулась чуть ли не бегом.
— И я, — сказала Тося.
— А вы куда? — спросил я.
— Не знаю. Я так. Узнать. — И она тоже вышла.
В тамбур из перехода протиснулся официант со своей корзинкой, наполненной все теми же кусками жирной жареной колбасы. Вид у него был довольно обалделый.
— Колбаса, — испуганно прохрипел он, — со скидкой. Вам сколько порций?
— Колбасы нам не надо, — твердо отверг все его притязания Степан Матвеевич.
— Как же? — не понял официант. — Ведь со скидкой!
— Нет, нет. Спасибо, не требуется.
— И все так. Весь поезд. По четвертому кругу пошел. Никому колбаса не требуется. А суп только детям и престарелым.
— Да не нужен нам суп. Антрекотов даже не нужно! — вспылил Степан Матвеевич. — Понимаете? Мы не хотим есть.
— Так, так, — официант все равно ничего не понимал. — А в ресторан? Все места свободны… Никто не идет.
— Нам сейчас не хочется есть, — как можно спокойнее, но уже еле сдерживаясь, сказал Степан Матвеевич.
— Вот и все так. Весь поезд не хочет колбасы. Никто не хочет в ресторан. А у нас план. У нас премия с перевыполнения.
— Весь поезд? — переспросил Иван.
— Весь поезд, — подтвердил официант. — С ума народ сошел. Игнатий Филиппович, прекрасной души человек, повесился от недоверия.
— Кто?! — вскрикнул Степан Матвеевич.
— Игнатий Филиппович. Он у нас по мясным и рыбным… Не совсем, впрочем, повесился, а так, угрожал, раз, говорит, никто не хочет есть мои отбивные, раз меня игнорируют, раз… ну и там все прочее. Он у нас оч-чень строгий мужчина. Так отказываетесь?