Костюм его до сих пор не был приведен в порядок. Валерий Михайлович все так и стоял в одних носках, забыв почему-то о своих туфлях. Вот ведь до чего важное у него сейчас было дело!
— Вот что, Валерий Михайлович, — сказал я. — Сейчас здесь будет нечто вроде собрания. Начальник поезда придет, радист, студенты строительного отряда… Может, еще кто. Народу наберется много. Надо сделать так, чтобы все вошли. Так что макет этот я сейчас поставлю в чемодан.
— И произведете убийство Семена Кирсанова, — с ухмылочкой сказал Валерий Михайлович.
— Какое еще убийство?! Что за чушь! Я никого не намерен убивать. Я хочу только убрать с полки макет, чтобы на нее могли сесть люди.
— Невозможно!
— А вот сейчас посмотрим!
Все-таки я довел дело до пустой перебранки, и пассажиры, которым сейчас совершенно нечего было делать, потому что есть они не хотели, а преферанс и шахматы умерли для игры еще утром, начали обращать на нас внимание и даже подсаживаться поближе, чтобы получше рассмотреть, что же будет дальше.
— Вы не имеете морального права! — повысил голос Валерий Михайлович. Но он уже немного струсил и напирал только на человеколюбие. Он еще очень хорошо помнил, как его сегодня били. И не хотел больше. — Не имеете морального права! — повторил Валерий Михайлович и этим нажал какой-то спусковой крючок моего терпения.
Я резким движением дернул простыню. Крестобойников попытался удержать ее с другого конца, но преграда рухнула почти мгновенно. А так как Валерий Михайлович тоже рвал простыню то на себя, то на верхнюю полку, что для него было крайне неудобно, то и запутался в ней, как в коконе. Да еще свирепость какая-то напала на него. Это потому, что я что-то испортил в их с Семеном затее. Он заметался, совсем запутался и упал в проходе между двумя полками. Он еще что-то пытался говорить, но слишком торопился, и понять его поэтому было совершенно невозможно.
Я-то предполагал увидеть за этой самодельной ширмой что-то страшное, в крайнем случае непонятное, необъяснимое. Но там как стоял раньше, так и продолжал стоять макет универмага. Это повергло меня в какую-то растерянность. Появился Иван и, довольно легко приподняв извивающегося Валерия Михайловича, усадил его в угол нижней полки рядом с Тосей.
— В чем же дело? — спросил я.
— Вы еще пожалеете об этом, — с угрозой произнес Валерий Михайлович. — Вы всю жизнь будете жалеть.
— Да ладно, — успокоил я его.
— А Семена в вагоне нет, — совершенно замученным голосом сказала Тося. — Пропал Семка.
Раз она назвала своего мужа Семкой, значит, уже жалела, значит, у нее уже проходило давешнее настроение и какое-то неприятие Семкиных действий.
— Может, вышел в другой вагон?
— Нет, не выходил.
— Ну и ну! То, что перед вашими глазами, разглядеть не можете! — раздраженно крикнул Валерий Михайлович. Он уже заметно поуспокоился, не рвался, не дергался, но простыни сами теперь не спеша скатывались с него. Он был почти свободен, но не делал попыток вскочить и начать защищать что-то свое и Семена, чего мне было не понять. Он вообще, казалось, жалел сейчас не себя и Семена, а нас. Совершенно очевидно, что своими действиями я принес вред или новую беду не им, а себе. Может, даже и другим пассажирам, которых, кстати, становилось возле нашего купе все больше и больше.
— Пропустите! — Это возвращалась тетя Маша. — Через десять минут отправляемся. Провожающих прошу выйти из вагона!
Да что же это она?! Ведь поезд еще и не останавливался. Ведь и никакой станции за окнами не было.
— Граждане! Не толпитесь!
— Тетя Маша! — вскричал я. Я уже совершенно запутался во всем и чувствовал, что этот процесс все более нарастает. — Тетя Маша! Какая остановка?! Какая станция?! Откуда через десять минут отойдет поезд?! Ведь ничего же нет!
— А по расписанию! — хитро ответила тетя Маша.
— Так и что, что по расписанию? Вы в окна посмотрите!
— А ты, гражданин, не верь своим глазам, а верь расписанию.
— Почему нет Усть-Манска? — раздалось несколько встревоженных голосов около выхода из вагона.
— По расписанию есть, — сказала тетя Маша. — И через девять минут поезд отойдет от перрона. Прошу не задерживаться. Кто окажется без билета, с того штраф по всей форме.
