Я вышел в тамбур. Степан Матвеевич и Иван стояли у окна, выходящего на север. Лица у них были непроницаемы. Я достал пачку. В ней осталось всего две сигареты. Я взял одну. И тут же за другой протянулась рука Степана Матвеевича.
— Понимаете, — сказал он, — я никогда раньше не курил в нашей реальности. Не тянуло даже.
Его фраза прозвучала как тревожный колокол пожарного набата. Но мы закурили спокойно.
Дым от сигарет уносило куда-то в невидимые щели. Рубашка у меня прилипла к спине. В ушах все грохотало и повизгивало.
— Ну и к чему вы пришли? — спросил я, так как молчание становилось слишком уж тягостным.
— Окончательно еще ни к чему, — ответил Граммовесов.
— Степан Матвеевич предполагает, — начал Иван, — что наш поезд попал в другую реальность. Необъяснимо, но факты вроде бы за это.
— Степан Матвеевич! — невольно вырвалось у меня.
— Не стоит пока волноваться, — слишком уж спокойно сказал он. — Есть, конечно, некоторые странности…
— Например? — спросил я.
— Например, за время, прошедшее после полуночи, на земном шаре должны были произвести три запуска в прошлое, а со мной ничего не произошло.
— Отменили, — предположил я.
— Маловероятно.
— Но ведь может же быть, что у вас эта страшная способность исчезла?! Что-то изменилось в вас, на Земле или в космосе, какой-нибудь сдвиг полей?
— Какой еще сдвиг полей! — посмотрел на меня как на идиота Степан Матвеевич. — Давайте считать. Вас не удивляет скопление странностей? Пришелец с планеты Ыбрыгым — раз. Появление у вас сына… Стойте, стойте! Я сначала перечислю, а потом уж возражайте. Значит, появление у вас сына — два. Бутылка, в которую наливают обыкновенную воду, а выливают кто что хочет — три.
— Ничейная смерть в шахматах, — подсказал Иван.
— А это еще что такое? А-а… Ничейная смерть в шахматах — четыре. М-м… Что же еще?
У него явно застопорило. Так ему и надо, даже позлорадствовал я. Нечего вполне обычные вещи выдавать за чудо или фантастику! Ишь, сын у меня появился!
— Что еще? — спросил я уже ехидно. — Вы еще забыли старушку, которая тащила два чемодана и рюкзак, в то время как два молодых и здоровых человека с трудом справились даже с одним чемоданом. Подумайте, разве в нашей реальности такое может произойти?
Они еще размышляли, смеюсь я над ними или нет. А я вдруг вспомнил про бабусин чемодан, который она оставила под нижней полкой. А на полке этой сейчас сидит Тося. Надо же! Совсем из головы выскочило. Рассказать им? Пусть решают, что с ним делать. Может, начальнику поезда передать? А вдруг там бомба? Ведь такой тяжелый! Фу ты, черт! До каких мыслей можно дойти от этой жары.
Вагон рвануло в сторону, так что я, ни за что не державшийся, отлетел к противоположному окну. Даже дверь резко, со стуком распахнулась. Низко, чуть ли не у самого пола держа корзинку, в тамбур вошел официант.
— Граждане! Кому жареной колбасы? Покупайте жареную колбасу!
— Спасибо, — сколь можно убедительнее сказал Степан Матвеевич, — нам не хочется жареной колбасы.
— А щи продаются только престарелым, инвалидам и детям до семилетнего возраста! — возвестил официант.
— Мы не в претензии. Пусть покупают, пусть кушают.
— Взрослые пассажиры могут сами пройти в ресторан.
— Хорошо, хорошо. Обязательно пройдем.
— А жареную колбасу? — непонимающе спросил официант и поддел вилкой толстый кусок обжаренной действительно с двух сторон колбасы. С куска капали густые, ленивые, противные в такую жару капли желтоватого жира.
Эта фраза все-таки добила Степана Матвеевича. Лицо его передернулось, как от страшного волнения.
— Сколько?
— Рупь сорок семь порция.
— Сколько порций?
— Девять.
— Получите. — И Степан Матвеевич отсчитал официанту помятую десятку, хрустящую новенькую трешку, двугривенный и слегка погнутые три копейки.
— Сдачи? — спросил притихший официант.
— Там без сдачи. Пожалуйста, идите.
— А товар? — Официант ничего не понимал.
— А товар употребите в пищу сами. Всей поварской бригадой.
— А товар? — снова спросил продавец.
Степан Матвеевич и Иван тоскливо переглянулись, взяли парня под локти, тот машинально схватил корзинку, и толкнули его в коридор. В знакомой и привычной обстановке официант сразу же пришел в себя и завел речитативом: