1 Sartre J.-P. L'etre et le neant. Essai d'ontologie phenomenologique. Paris, 1968. P. 565.
Нельзя переложить на плечи другого собственное решение. Это все равно будет твоим решением, за которое ты, а не другой, должен нести полную ответственность. От свободы нельзя убежать, ведь она - основание твоего человеческого бытия. Но она же - условие надежды. Надежды не быть вечно тем, кем ты однажды стал. Струсившего - быть вечно трусом; сподличавшего - быть навсегда подлецом. Сама свобода не имеет границ. Но ее единственное занятие - устанавливать такие границы. Выбирать и означает определять. В выбранном уже нет свободы (и потому в нем уже нет и человека), но именно поэтому свобода постоянно превышает то, что является делом ее рук. Выбирая, мы отрицаем, т.е. отвергаем одну из возможностей, между которыми и происходит выбор. Этот дух отрицания и характеризует свободу - сферу упразднения, "неантизации". Свобода ест постоянная возможность для человека быть другим. Но сама она - никакая. Свобода, пока она есть, всегда между чем-то и чем-то. Она свободна от пределов. Ее способность определять вытекает из ее собственной беспредельности (вернее, из отсутствия у нее чего-либо собственного), т.е. ничтойности. И поэтому именно с человеком ничто приходит в мир. Данность человеческой свободы определяет его бытие как бытие-для-себя, которое есть то, что оно не есть и не есть то, что оно есть.
По Сартру, моя свобода не может быть получена от другого, извне. В этом смысле не может создаться ситуация, когда бы свобода вручалась индивиду государством, неким гражданским обществом и т.д. Свобода не социальна, но бытийна. В то же время моя свобода связана со свободой других людей. Сартр специально уточняет, что я не могу желать своей свободы, не желая тем самым ее и для других. А это, в частности, означает, что, выбирая себя, в свободном акте своего человеческого самостояния, я выбираю и все человечество, за "другого". Принимая ответственность за свой поступок, я принимаю через него ответственность и перед всем человечеством.
Интерсубъективность экзистенции
Проблема "другого", проблема интерсубъективности - одна из самых важных в экзистенциальной философии. Ведь присутствие другого (других людей) - это один из компонентов фактичности бытия. Часто (например, у Ясперса) она возникает как проблема коммуникации. Последняя является у этого немецкого философа средством выявления экзистенции. Коммуникация, т.е. связь между людьми, есть форма прояснения экзистенции. Она - условие свободы индивида. Экзистенция не в состоянии опредметить себя иначе, как в общении с другой экзистенцией в их взаимораскрытии. С этой точки зрения, другой - желанный и необходимый экзистенциальный партнер. Но коммуникация отнюдь не идиллия. Она происходит через борьбу, точнее - через борющуюся любовь. Несколько иное понимание проблемы интерсубъективности мы находим у Сартра. Впрочем, и у него "другой" есть участник моего экзистенциального переживания. Но соучаствует другой в этом переживании агрессивно. Индивид постоянно пребывает под взглядом другого. Другой отнимает меня от меня же. Он притязает на мой мир. Он пытается владеть мною и тем самым превращает меня в статичное, "подручное", послушное, наперед заданное бытие, т.е. бытие вполне нечеловеческое. Но с другой стороны, другому (также как и мне в отношении к другому, мы здесь стоим друг друга) хочется владеть мною так, чтобы я при этом оставался суверенным, свободным существом. Только в этом случае владение приносит удовлетворение. Такова структура любви. Но такое стремление противоречиво. Либо владение, либо свобода. Либо бытие-для-себя, либо бытие-в-себе. Поэтому любовь терпит неудачу. Она постоянно подвергается искусу бытия-в-себе (бытия косного, статичного, себе тождественного), но не может лишить человека его исконной свободы. А коммуникация между людьми оборачивается одной из форм "бесполезной страсти".
Совсем иную оценку интерсубъективных связей мы находим у Марселя. Начать с того, что во время первой мировой войны Марсель занимался поиском пропавших без вести. В ходе этого поиска он встречался с родственниками и друзьями пропавших и воочую убедился, насколько большую роль играют в нашей жизни близкие и дорогие нам люди, даже если они погибли. Насколько живыми они для нас являются. Это поставило перед Марселем общий вопрос "кто есть я?" Тут видна полемическая заостренность такой его формулировки по отношению к известной формуле Монтеня "что я знаю?". Для Марселя вопрос Монтеня выражение и символ нововременного научного духа, редуцирующего человека до рационалистически понятой познавательной деятельности, которая, в свою очередь, сводит свой объект до природы, схватываемой исключительно естественнонаучным образом. Смерть человека может быть описана с помощью физикалистского языка (включающего точное астрономическое время кончины, указание физиологических процессов, обусловивших это событие и т.п.), а может быть описана с помощью экзистенциального языка. И эти языки, а, следовательно, эти события - могут не совпасть. Может статься, что физически человек жив, но экзистенциально - давно умер. А может быть и наоборот. Во время войны и после нее Марсель как раз и наблюдал эти случаи "наоборот". И сделал свои философские выводы, в которых обращалось внимание на смысл слова "существование". Что означает для человека "существовать"? Что мы подразумеваем под этим термином? С точки зрения Марселя, существовать значит жить "конкретно", а "конкретность" жизни предполагает включенность в общение с другими людьми. Наше существование есть отклик на зов, на внимание к нам "другого". Наше индивидуальное бытие выражается в человеческой общности. И наше существование длится до тех пор, пока есть этот отклик, пока оно важно для кого-то, пока мы связаны с другими. Более того, наша экзистенция открывает себя для нас из этого общения. Мы опознаем себя в "другом", открываем себя в нем. Подобная связь с "другим" предполагает особые признаки экзистенции - доверие "другому", верность ему, открытость, надежду. Марсель разделяет "ты" и "он". "Ты" - это и есть мой экзистенциальный "партнер", от которого зависит мое существование. Точнее, оно зависит от моего доверия этому "партнеру", от моей ему открытости. Есть абсолютное "Ты", т.е. Бог предел моего в-мире-бытия. "Другой" - в конечном счете Бог. Я существую в Боге. Я лишь постольку существую, поскольку Он открыт для меня, так же, как и я - для Него. И есть "он" - субъект суждения и осуждения. Он противостоит мне. Своим противостоянием он изолирует меня, превращает в "объект", в простой факт мира, допускающий бесстрастную (объективистскую) оценку. "Он" символизирует овнешненность, отделенность, физическую, но не экзистенциальную реальность. Аналогом "его" является хайдеггеровское das Man - неопределенно-личное местоимение, с помощью которого немецкий мыслитель описывает тот способ бытия, посредством которого человек упраздняет ("в упор не видит") свою уникальность, неповторимость, экзистенциальность, забывая о ней ради безличного, "предметного" существования, обусловленного принципом "я - как все". Человек толпы, человек как часть природы, исчислимая величина, элемент универсальной математической формулы - вот кто такой das Man. Он - никто, ибо он такой же, как все. Он - представитель класса объектов. Человек - и экзистенция, и "винтик" социального целого; он - место бытия, и он же - часть некоей суммы. Все зависит от ориентации человеческого опыта.
